Мой внутренний взор рисовал мне императора Владимира как какое-то подобие короля Ивьена, – то есть седая борода, золотая корона, золотом же расшитый камзол, на пальцах множество перстней с драгоценными камнями, и так далее. В то же время милостивую императрицу Викторию я представлял себе как дородную бабищу с тремя подбородками, в расшитом серебряной канителью пышном платье из багровой, как запекшаяся кровь, тафты. Реальность оказалась совсем иной, я бы даже сказал, шокирующей. В ближнем коридоре раздался шум множества ног, говорящий о том, что в нашу сторону идет большое количество людей. При этом охранники, стоявшие вокруг, нацелили на нас свое оружие, и даже девки в белых балахонах вытянулись по стойке смирно, что означало, что грядет какое большое начальство. Напротив, все наши вытянули шеи, словно гуси, торопясь увидеть того, кто перевернул нашу жизнь с ног на голову.

Вот прошло еще несколько мгновений – и мы увидели императора с императрицей в окружении вооруженной охраны и, очевидно, самой ближней свиты. Ничего общего с моими заочными представлениями в них не было. Император казался совсем молодым – моего возраста или чуть моложе, но лицо у него было таким же жестким и суровым, как и у всех его офицеров. Серые глаза, светлые волосы и плотно сжатые губы. Такой, пожалуй, помилует, как же! Да король Ив шестнадцатый рядом с этаким монархом выглядит не иначе как записным добряком. Императрица Виктория, к моему удивлению, оказалась совсем молоденькой стройной девушкой с короткими светлыми волосами, такими же серыми, как у императора, глазами и небольшими плотно сжатыми розовыми губами. Взгляд, который она бросила в нашу сторону, был полон брезгливости и презрения, как будто перед ее взором лежала куча нечистот, а не находились живые страдающие люди, жаждущие сочувствия и милосердия.

Нет, я ничего не перепутал. Это были именно император с императрицей, потому что они оба были одеты в особые черные одежды, отделанные серебряной нитью, поверх которых были накинуты роскошные пурпурные плащи. В свите, окружавшей Их Величеств, я опять увидел давешнюю темнейшую госпожу, потом еще одну пресветлую госпожу, одну совсем молодую девку (одетую очень похоже на императорские одежды, но все-таки немного скромнее), а также нескольких офицеров, очевидно, ближайших помощников – и все. Ни тебе статс-дам, ни фрейлин, ни пажей, ни прочих придворных, похожих на гуляющих туда-сюда самовлюбленных павлинов, в свите императора Владимира и императрицы Виктории не было. Суровая, до зубов вооруженная простота – и ничего более.

Несмотря на суровый облик императора с императрицей, я вместе с остальными своими товарищами рухнул перед ними на колени и, вытянув вперед руки, на священном языке взмолился о прощении и милосердии.

– Вы просите о милосердии? – на том же языке удивленно спросила нас императрица (причем говорила она на нем значительно лучше, чем наши клирики). – А вы сами проявили это милосердие к тем, кто был в тот момент слаб и не имел разумения, чтобы отразить ваши нечистые поползновения? Нет, вы думали только о том, чтобы удовлетворить обуявшую вас похоть! По подвигу вам выйдет и награда, и вы получите ровно столько же милосердия, сколько проявили сами.

Императрица выглядела настолько разгневанной, что все мы отшатнулись от нее в ужасе, поняв, что эта юная девушка может быть беспощаднее любого мужчины.