— Если бы ты был Хоббсом Дженнингсом, я бы с радостью назвала тебе не менее дюжины причин. — Она вырвалась и, сверкая глазами, встала перед ним, уперев руки в бока. — Но ты, слава Богу, не Дженнингс. А перед тобой я не должна оправдываться.

Таннер напрягся, и его взгляд стал холодным.

— Нет, не должна.

Она смотрела ему вслед, а потом увидела, что Пич и Джубал бессовестно подслушивали, да еще с большим интересом.

— Ни слова, — пригрозила Фокс, — или будете есть песок вместо ужина.

Они учли ее предупреждение и молча проглотили бобы и бекон без лепешек. Фокс могла бы приготовить на скорую руку какой-нибудь пирог, чтобы ужин был сытнее, но у нее не было настроения печь. После ужина Таннер, также молча, отчистил песком тарелки.

Скрестив на голой груди руки, Джубал сказал, глядя на Фокс:

— Раньше от тебя все время пахло свиным жиром, а теперь вроде чем-то похожим на молоко. Это почему?

— Заткнись и не лезь не в свое дело. Я иду спать.

Пич был единственным, кому она пожелала спокойной ночи. Натянув до пояса легкое одеяло, она повернулась спиной к костру.

Когда ее разбудил Таннер, она не могла понять, который час, но небо над ней было усыпано миллионами звезд, а Пич храпел так, что было ясно, что он спит уже давно.

— В чем дело? — Она вскочила и выхватила револьвер.

— Ничего не случилось. — Таннер провел рукой по ее косе. — Пойдем со мной.

Первой ее мыслью было отказаться, но он провел пальцами по ее груди, и у нее уже не было ни малейшего желания сопротивляться. Она позволила ему увести себя от тлеющих углей костра.

— Вижу, что ты был абсолютно уверен, что я пойду с тобой, — сказала она, увидев, что он расстилает одеяло у подножия высокой скалы.

— Я на это надеялся, — поправил он ее.

Хотя температура значительно упала, камни сохранили дневное тепло и место оказалось довольно уютным, несмотря на прохладный ветерок. Они сидели лицом друг к другу, почти соприкасаясь коленями. Таннер взял ее руки в свои.

— Из-за чего, черт побери, мы воюем?

Фокс хотела ответить, но передумала и стала вспоминать, о чем они говорили перед ужином. Таннер задал вопрос, на который она не ответила, а потом как-то само собой выплыло имя Хоббса Дженнингса и они стали спорить, хотя наперед знали мнение друг друга.

Фокс сгорбилась и прикрыла ладонью глаза.

— Я не знаю.

— Это, конечно, не было бессмысленной перепалкой вроде той, где должна жить моя несуществующая жена, но все же… — Он нежно отвел с ее лица прядь волос. — Послушай, я не разделяю твое мнение о Хоббсе Дженнингсе, но ты имеешь право на собственное мнение, и тебе не обязательно раскрывать свои причины. Я больше ни слова не скажу о Дженнингсе.

Это было великодушное полупризнание, если учесть, что о Дженнингсе первой заговорила Фокс.

— Извини меня. Я в последнее время слишком раздражена.

— До Денвера осталось меньше месяца пути. Запрокинув голову, Фокс посмотрела на звездное небо.

— У меня нет никакого образования, — тихо начала она. — Годы юности я провела на верфях Сан-Франциско, переодетая мальчишкой. Я научилась сквернословить, курить, и я редко отказывалась выпить стаканчик виски. Многие годы я прожила одна, рядом со мной был лишь чернокожий. Я ходила по этому маршруту много раз и всегда была единственной женщиной в компании мужчин. Я жила в лагере индейцев. Я убила нескольких мужчин и со многими дралась.

Она словно говорила не с Таннером, а сама с собой. Она перечислила все те причины, по которым ее никогда не примут в его мире, потому что ей было необходимо самой их услышать.