Ей эта графиня, высоко задиравшая свой и без того вздернутый, прелестный носик, совершенно не понравилась. Она видела невестку всего один раз, через несколько месяцев после свадьбы, и между ними мгновенно вспыхнула острая неприязнь. В то время молодые супруги еще ходили в обнимку и ворковали, как пара голубков, занимая одно из первых мест в списке знаменитых пар, воспеваемых в отделах светской хроники иллюстрированных еженедельников. Впоследствии те же отделы светской хроники сделали их постоянной мишенью скандальных сплетен и пересудов. Дальше — тишина. Адель с облегчением перевела дух. Шанталь Онфлер и Мистраль Вернати по-прежнему заставляли прессу говорить о себе, но уже по отдельности. Это послужило ей пусть небольшим, но все же утешением. Однако спокойствие было недолгим. Вдруг откуда ни возьмись рядом с ее сыном появилась рыжеволосая красотка, которую Адель тотчас же узнала: это была Мария, дочка Гвиди из Каннучето. О ней не было ни слуху ни духу с тех самых пор, как она покинула Романью. И вот она вновь возникла, словно ниоткуда, под руку с Мистралем. Адель хорошо ее знала, когда Мария была еще девчонкой, но вот какой она стала теперь? Адель с досадой поджимала губы. Ни разу в жизни, когда речь шла о вещах действительно важных, она не одобрила выбор Мистраля. Она принимала своего упрямого сына таким, каким он был, и любила его, но это не мешало ей ворчать на него.

Адель считала, что Мистраль является плодом ошибки, совершенной ею сорок лет назад, когда она, вопреки желанию своей семьи, решила выйти замуж за Талемико Вернати, молодого красавца, у которого не было ни кола ни двора. Он рыбачил зимой, когда на море бушевали штормы, а летом, когда на побережье Романьи полно хорошеньких девушек, обслуживал купальни на пляже.

Мистраль, их единственный сын, был точной копией отца. В этом необыкновенном сходстве, физическом и духовном, заключалась исходная ошибка: ей не следовало порывать со своими провансальскими корнями и выходить за трижды проклятого, но неотразимого и обожаемого весельчака из Романьи.

Адель была убеждена, что из-за ее ошибки все в жизни Мистраля пошло наперекосяк. Она возненавидела чванливую аристократку Шанталь за ее бессовестную и злобную натуру, но и к Марии относилась не лучше, считая, что беспутной матери-одиночке с дефективным ребенком ни в чем нельзя доверять. И если одну ошибку еще можно простить, то две — это уж слишком: Мария сделала ее Мистраля отцом, не состоя с ним в законном браке, они годами жили в грехе, не будучи «настоящей семьей». Вынося свой суровый приговор, Адель начисто игнорировала тот факт, что Мистраль не мог жениться на Марии, потому что Шанталь не давала ему развода.

Профессию сына Адель считала опасной забавой, сродни ремеслу ярмарочного акробата, кочующего с места на место, «нынче здесь, завтра там». Словом, она была сыта по горло своим ненаглядным сыночком, никогда не слушавшим ее мудрых советов. Если бы это было в ее силах, она попыталась бы разорвать пуповину, которая все еще, несмотря ни на что, связывала их. Она хотела бы разлюбить его, но это было невозможно. Проходили годы, но Мистраль оставался смыслом ее жизни, светом ее очей.

Когда он был маленьким, она в своих мечтах видела его бухгалтером с постоянным местом работы в банке «Кредито Романьоло» или «Касса Рурале». Или почтовым чиновником. Мистраль, при своих блестящих способностях, мог бы далеко пойти. Она желала своему сыну обеспеченного, солидного будущего.

Он же, напротив, никогда не задумывался ни о будущем, ни о ней, своей матери, хотя она не переставала твердить, что в один прекрасный день он доведет ее до разрыва сердца.

Кровь Талемико бурлила в нем полноводным потоком, сметая на своем пути все предписания и запреты. Мистраль был таким с детства, со школьной скамьи. Учительница жаловалась Адели: «Ваш сын — настоящий Тарзан. Вроде и не глуп, но учиться его не заставишь.