Изменить размер шрифта - +
В небольших круглых залах, расположенных один над другим, темнели у стен старинные камины. К стенам прислонялись якоря разных размеров – от шлюпочных малюток до весьма внушительных, выше меня ростом. Но о том, чтобы выпросить на память хотя бы самый крошечный якорь, конечно, не могло быть и речи. Посреди залов стояли нактоузы с большущими корабельными компасами разных конструкций, висели на стенах штурвалы, судовые фонари и кольца толстенных канатов. А в верхнем помещении стояла двухметровая модель бригантины.

Так и было написано на медной табличке: БРИГАНТИНА. Там же по-русски сообщалось, что построил модель в 1910 году «корабельный мастеръ Янсонъ», живший на улице Балластной Дамбы. То есть мастер жил когда-то в том месте, где теперь стояла наша плавбаза. Недалеко от базы тянулась по низкому берегу улица «Балласта Дамбис». Без сомненья, называлась она так в честь насыпной, со стенками из свай, дамбы которая тут отгораживала от большой реки тихую гавань. (Возможно, я ошибся, называя фамилию мастера, но думаю, он бы не обиделся – столько лет прошло.)

Бригантина, несмотря на почтенный возраст, выглядела юной и стройной (только паруса пожелтели). Она была прекрасна. И наши ребята мечтали, что когда-нибудь мы построим похожую на нее у себя в «Каравелле».

Такую громадную модель мы так и не построили. Вернувшись домой, мы начали строить настоящие парусные яхты для хождения по уральским озерам, и для моделей уже не было времени. Но бригантину из рижского замка вспоминали с очень теплым чувством. Так же, кстати, как и другую бригантину – настоящую, на которой нам удалось побывать.

Это была немецкая учебная шхуна-бриг «Вильгельм Пик». Однажды пасмурным вечером она под штормовым ветром, с одним лишь марселем на фок-мачте ворвалась в Даугаву и стремительно ошвартовалась у причала рядом с замком. На корме заполоскал большой черно-красно-желтый флаг с гербом ГДР.

Естественно, я начал хитрыми путями, через всякое флотское начальство добиваться, чтобы немцы пригласили «Каравеллу» в гости. И приглашение было получено.

Гэдээровские штурмана – люди европейского воспитания и утонченного морского этикета – встретили нас великолепно. Впрочем, и юные курсанты «Каравеллы».держались соответственно. Подтянутые мальчики в отутюженной форме с якорями, шевронами и аксельбантами, в белых гольфах и синих пилотках с золотистыми звездами были (в результате сделанных заранее внушений) образцом корректности и скромности, лишь изредка позволяя себе небольшие (и даже приятные для хозяев) проявления детской непосредственности. Без спроса никуда не лезли, забраться на ванты не пытались, за рында-булинь корабельного колокола не дергали и задавали вполне профессиональные вопросы, касаемые парусной оснастки судна. Я переводил. Выскребал из памяти остатки знаний немецкого языка, которые еще не выветрились после университета. И на всякий случай каждый вопрос предварял словами: «Энтшульдиген зи, биттэ… (извините, пожалуйста…)».

В конце концов ребята, мило улыбаясь, стали и сами так же начинать свои фразы. Овеянные ветрами Балтики морские волки были очарованы грацией и аристократизмом «юных моряков с далекого и холодного Урала». Не очень понимая по-русски, они, конечно не обращали внимания, какие разговоры ведутся «на заднем плане». А обаятельный Игорек, наш юный кинооператор, в это время говорил приятелю:

– Слышь, Гошка, если ночью подогнать к носу шлюпку, получится у нас отвинтить якорь и свезти на базу?

– Тебя что, вымбовкой по темечку стукнули? – отвечал рассудительный Гошка Никитин. – Как отвинтишь? Рым и скоба внутри клюза, это же якорь Холла. Да и весу-то! Булькнем к русалкам вместе со шлюпкой… К тому же будет международный скандал.

Это была, конечно, чистейшей воды морская травля.

Быстрый переход