Двое нехотя переступили порог. Мужчина – ровесник Подзаборного, неопрятный бородач; женщина – лет пятидесяти, одетая в бесформенное платье и с проеденным молью платком на полных плечах.

– Здра… Здравия… желаем! – кое-как выговорил бородач.

Краснов приветствие проигнорировал. Окинул ледяным взором трясущуюся парочку. Соседи были хороши. Успел он налюбоваться подобными персонами: с перепуга подпишут всё, что им не подсунешь. Расскажут о том, чего никогда не видели. Красавцы!

Середа отодвинул горшок с кашей на край стола, достал бумагу и письменные принадлежности. Заскрипел пером.

– Фамилии-имена-отчества?..

Ровненькие буквы медленно ложились на бумагу. Он тоже знал свое дело – бывший пулеметчик Славка Середа – и старательно заполнял бумаги, которым предстояло лечь на стол товарища Блада. А может, и самому… самому!

Подзаборный курил, чуть подкашливая на затяжках. На соседей глаза не поднимал, шевелил пальцами босых ног. А ногти на ногах были у него ровненькие и розовые – как у отрока. Краснов почувствовал прилив сиюминутной неприязни к старику: у него-то за первый год окопной жизни ногти подчистую обожрал грибок.

Со стороны могло показаться, будто старику совестно. Хотя, если задуматься, откуда у шпиона возьмется совесть? Замышлял что-то Подзаборный, – Краснов прищурился, – что-то крутил-вертел в уме. Никак мечтал сухим из воды выйти.

Нет, контра, не надейся!

На самом деле хозяин знал, что у соседа, бородатого деда Гриши, сердце ни к черту. Поэтому сидел тихо, как мышь, и ломал голову, гадая, чем бы укрепить дух незадачливому соседу. А тот вот-вот на пол брякнется! Его во второй раз спрашивают: чем, мол, занимаешься в деревне? Он же отвечает невпопад. И адрес свой, раззява, назвал неправильно. Придерутся еще, с этих станется!..

– Подзаборный П. П. жил по поддельному паспорту с 1923 года! – зазвучал в избе голос старшего следователя. – Бок о бок с вами! Куда вы смотрели, граждане?! Где ваша бдительность?

Бородач побледнел и схватился за сердце, женщина всхлипнула и утерла нос краем платка.

– Подзаборный подозревается в шпионаже! – продолжал наседать на соседей Краснов. – В контрреволюционной деятельности подозревается! Во вредительстве! В антикоммунистической агитации!

– Так-так-так, товарищ милиционер! – зачастила соседка. – А мы-то думали!.. Чего он всё высматривает! А он!.. С чего бы вдруг долгоносик на полях завелся? Почему скотина у Бразовских пала! Он всё! Он – кровопиец!

Середа записывал. Темная от навсегда въевшейся в кожу грязи рука медленно выводила аккуратные буквы.

– И Первомай не празднует! И в церковь ходит! – вошла в раж соседка. – Проходимец засланный!

С нее было достаточно. Почувствовав, что пора бы угомониться, соседка отступила. Зашмыгала носом, затеребила пальцами узел платка.

– Ну а ты что запоешь? – обрушился на бородача Краснов.

– Да я… мне-то… – залепетал сосед.

– Что? Что, гражданин хороший, ты видел? Кайся да не бойся. Участвовал ли Подзаборный в колхозной жизни? Выспрашивал чего-нибудь? Видел его с кем-то подозрительным?

– Так… доктор он наш… – выдавил из себя сосед. – Ну какой он шпион, товарищи?

– Чего? – поморщился Краснов. – Доктор? Он учился на доктора? – Следователь махнул рукой в сторону Подзаборного. – У нас, оказывается, университеты за плечами, ага? Вот так хитрец! А притворяется крестьянином…

– Да он, товарищи, всю… всю войну при госпиталях был! – продолжал упорствовать сердобольный сосед.