Отложив блокнот, я сбегал в сортир на заднем дворе, хотя бабка с регулярной настырной заботой ставила мне ночной горшок под кровать, вернулся, разделся, взял с подоконника большущее красное яблоко, не удержался и с хрустом откусил кусок. Мысль о том, что раньше у меня на подоконнике яблок никогда не было, пришла слишком поздно. Вроде после того, как упал на колени и на губах запузырилась пена…

Не имея возможности даже позвать на помощь от режущей боли в желудке, я каким-то чудом доковылял до лестницы и, кажется, грохнулся оттуда, пересчитывая каждую ступеньку. Потом всё кончилось. Наступила темнота…

Больше ничего не помню. Обрывки…

Ночь. Жар. Ночь. И боль, боль, боль…

– Никитушка-а-а, сокол ясный, – жалостливо пропел мне на ухо бабкин голос. – Да ты живой ли?

Я с трудом разлепил глаза. Судя по солнечному свету, бьющему из окна моей горницы, давно утро. Тогда почему меня не разбудил петух? Я опять закрыл глаза.

– Бабуль, да что ж вы его так допрашиваете? А то сами не слыхали, как Никита Иванович с лестницы-то навернулся и весь мозг отшиб?! С ним сейчас нежно обращаться надобно, ровно с дитём малым…

– Ты ещё меня поучи!

– Ай-ай-ай, обидели лялечку. – Чья-то тяжеленная ладонь начала безжалостно гладить меня по затылку. – Лялечке бо-бо! Тьфу на лялечку красивую, чтоб не сглазили! Чур меня, чур!

– Уберите идиота с моей головы, или я за себя не отвечаю, – неуверенно ворочая языком, потребовал я, пытаясь сесть.

Яга с Митькой в четыре руки вернули меня обратно в подушки.

– Живёхонек, – умилённо всплеснула руками бабка. – Говорила я тебе, Митенька, рано гробовщика звать. Теперь и заказ на кутью отменяй до кучи!

– А я ить ещё и стрельцам по чарке обещался, на помин души участкового…

– Вот, твердили ж неслуху: поспешишь – людей насмешишь. Не до смерти враги сыскного воеводу отравили, выкарабкается Никитушка наш, правда ить?!

Я почувствовал жгучее желание встать и со всеми разобраться. Встать мне опять никто не дал, но даже лёжа я отметил стоящий в углу горницы венок с надписью «От сотрудников» и занавешенное зеркало. Вот, значит, как, да-а:

– Митя! Бабуля! Кто-нибудь объяснит мне, что у вас тут происходит?!

– Дык похороны же… вроде… – честно потупились оба.

– Угу. Нормально. И кого хороним?

– Тебя, касатик.

– Ещё раз угу. А с чего это вдруг, позвольте заметить?

Баба-яга чинно поправила чёрный платочек, жестом заткнула моего младшего напарника с комментариями и как можно подробнее осветила мне всю ситуацию от моего падения с лестницы до сегодняшнего пробуждения.

Во-первых, прошло два дня.

– Что-о-о?!!

– Митенька, прижми сыскного воеводу хоть вон подушкою, чтоб не подскакивал. Да не на лицо подушку, на грудь, горе ты наше луковое! Так вот бишь, на чём я остановилася-то…

В общем, как я её понял, ровно два дня назад какая-то наиподлейшая скотина типа ниндзя ловко проникла на территорию отделения, охраняемую, кстати, стрельцами Еремеева, коим бабка фитиль уже вставила. Так вот, в результате данного проникновения на подоконнике в моей комнате было оставлено яблочко наливное.