— Дура, — констатировала уже опытная в таких моментах Мадина. — Святая простота, чё с тебя взять. Он же щ-щас…
Она отлично представляла, что будет дальше. Слава богу, без свидетелей почти — пенсионеры радостно разбрелись, кто в туалет, кто за чашкой кофе.
Прикосновение женской руки, даже в такой форме, ожидаемо подняло единственно возможную и вполне предсказуемую волну в душе потомка гусара: ибн-Иван просветлел взглядом, задорно поднял бровь, приосанился и сказал:
— О.
Его руки мгновенно телепортировались на ягодицы Далии.
— Сейчас штаны спереди у него опять оттопырятся, — принялась безошибочно предсказывать Наджиб-младшая. — Потом он тебя штурмовать начнёт, как небоскрёб Шереметьевых: к себе придавит со всей дури и примется бананом сквозь свою и твою одежду твой низ живота полировать. Вращая твоим же телом в воздухе, взявшись за твою же жопу, как в танце латины: и не высвободишься быстро, он сильный. — Менталистка из профессионального интереса прикинула расклад по-серьёзному. — Если только ментальный буст или коленом по яйцам, но это как-то жёстко, — она немного посомневалась. — Родному мужу, в ответ на ласки? Пусть и при людях? А дальше как жить?
— О. А что такое танцы латины⁈ — их с близнецом общая вторая половина на удивление поимела совесть впервые в жизни.
Незаметно стрельнув глазами по сторонам, блондин нехотя отпустил такую упругую, манящую, горячую, близкую и привлекательную женскую попу. Ещё и безраздельно принадлежащую ему — парадоксально, но факт.
Даже шаг назад сделал, спрятав руки за спину.
— Чё это с тобой? — недоверчиво поинтересовалась менталистка. — Тушканчик в пустыне сдох?
— В смысле? Какой тушканчик? Про танцы расскажи! — глаза Ржевского сверкнули творческим пламенем, прямо сигнализируя, что неизвестная ему доселе латина заочно стала самой большой страстью на момент времени.
Сразу после совокупления. А может и не после, а перед (в качестве прелюдии к неизбежному) — трактовать нынешний энтузиазм неугомонного маргинала можно было по-разному.
Мадина бы не взялась.
— А-га-га-га-га! — она не стала отказывать себе в удовольствии и впервые в жизни заржала той самой спаривающейся лошадью.
Менталистка развеселилась от картинки липнущего ко всем без разбору партнёршам Ржевского, которую представила с изрядным богатством воображения профессионального менталиста.
— Ух ты. Тебя сейчас со мной можно перепутать, — двойняшка осторожно покосилась вправо. — Это я так смеюсь, когда мне хорошо!
— Теперь и я тоже буду, — Мадина шмыгнула носом. — А перепутать нас и так запросто, на то и дублёр-двойник.
— Чего хохочешь? Поделись?
— Ну, наш с тобой уважаемый супруг, — короткий поклон мужу (люди смотрят), — первый раз в жизни женскую жопу отпустил сам. Добровольно, без многократных взываний к его отсутствующей на эту тему совести. Ещё и отшагнул без понуканий на почти приличное расстояние! Это во-первых. Во-вторых — представила, как он танцевать будет.
— Я что, не понимаю? — сварливо отозвался потомок гусара, рассверливая тоскливыми взглядами сиськи своих молодых жён. — Далия здесь главная, ты, в принципе, тоже. Мои фривольные эскапады могут, — он поднял две пятерни к груди и пошевелил пальцами, — и наверняка будут истолкованы в сторону снижения вашего места в здешней иерархии. Фу-ф, не сильно умно завернул?
— Пха-ха-ха-ха-ха! — менталистка впечатлилась по второму кругу.
Аль-Футаим тоже с любопытством подняла правую бровь, чуть наклонила голову и даже хлопнула в ладоши пару раз:
— Продолжайте, муж наш! Я очень внимательно вас слушаю!
— И я. |