— Эй, кто-нибудь! Люди добрые! Пустите в теремок!

На крыльце появился человек. Он был стареньким. Он был знакомым. Он был тем самым, который повис по нашей милости на ветке. Он был нашим врагом номер три.

Про цепную реакцию я вам уже говорил. Теперь я хочу сказать о другой удивительной вещи: почему это нам в жизни так не везёт? Иногда с соседями по году не встречаешься в Москве, и вдруг — на тебе! — посторонние люди, а будто сговорились: куда ты, туда и они…

Мы повалились в высокую траву и прижались к забору. Нас спасла близорукость старика. Он подошёл к калитке, постоял над нами и, пробормотав: «Мерещится всё на старости лет», — повернул обратно к дому.

— Эх, Алёша! — горестно прошептал я. — Прямо хоть в омут головой. Судьба!

— А, какая там судьба! — следя за стариком, шёпотом ответил Алёша. — Стечение обстоятельств, десятый раз тебе говорю… Как же теперь письмо? Один словом, Толя, придётся идти на риск. Носовой платок у тебя есть?

— Зачем? — настораживаясь, спросил я, потому что риска не любил.

— Надо будет нам с тобой щёки подвязать.

— Заговариваешься ты.

— Чудак человек. Не понимает. Ну, как будто зубы у нас болят. Вот, гляди…

Алёша достал носовой платок, подвязал им щёку, сделал узел на макушке и скорчил самую глупую из всех своих гримас.

— Похож?

— На кого?

— На себя, бестолочь! На кого же ещё?

— На сумасшедшего ты похож.

— Вот видишь, — обрадовался Алёша, — нипочём нас не узнать.

Пришлось мне тоже подвязывать щёку и натягивать панаму на самые глаза. Но так просто подчиниться ему я не мог и поэтому проворчал, вкладывая в свои слова всё ехидство, на какое был только способен:

— Жаль, что у нас медалей за благородство не дают. А надо бы тебе самую большую медаль повесить на грудь. Глядите, мол, все, вот он, герой, что привык, не подумав, сплеча рубить, чтобы нормальные люди и близко не подходили к тебе.

Мы поднялись и Алёша закричал хриплым голосом:

— Дедушка, а дедушка! Пеночкин Степан Петрович здесь живёт?

Старик обернулся и, прищурясь, посмотрел в нашу сторону.

— Входите, входите, не бойтесь. Собак не держу.

— Вы лучше попросите, чтобы он сам вышел сюда.

— Ну что ж, можно и так, — согласился старик и подошёл к калитке: — Вот он я, Пеночкин Степан Петрович. С чем пожаловали к старику?

Мы с Алёшей переглянулись и вдруг начали строить такие рожи, каких и в обезьяньем питомнике не увидишь.

— Что это вы? — удивился старик.

— Зубы у нас болят, — чужим голосом объяснил Алёша и Степан Петрович сочувственно покачал головой.

— А ведь мы встречались никак, — словно вспомнив что-то, произнёс он, — ваша личность мне вроде знакома.

Он приблизил ко мне своё строгое лицо, и я уже готов был повернуться и бежать, но он неожиданно мягко спросил:

— Не вы ли это в прошлом году из лагеря приходили по хозяйству мне помогать?

— Ну да, — облегчённо вздохнул я, — конечно, мы. А я вот тоже стою и думаю, где же это я видел вас. Здравствуйте, Степан Петрович.

— Здравствуйте, здравствуйте, добры молодцы — Он пожал нам обоим руки. — Пришли, значит, навестить старика?

— Мы ещё и письмо вам привезли, — сообщил Алёша. — Нас в Москве просили: зайдите, говорят, передайте письмо.