Состав рабочего батальона? Ну что вам сказать… Я бы, особо не раздумывая, утречком на рассвете скосил бы из пулемета девяносто восемь процентов личного состава. Остальных на Колыму, на перековку. Мразь на мрази и сволочью погоняет. Хотя – не все, есть и порядочные люди, попавшие туда случайно. Но в очень незначительном количестве.

В батальон постоянно наезжали рекрутеры из разных добровольческих частей, но особый урожай им снять не получалось. Тут советскую власть, конечно, все люто ненавидели. Ой как ненавидели. У всех личные обиды. У того – заводик у деда отобрали, у этого – национальное самосознание вдруг проклюнулось. А третий вообще с пеной у рта доказывает, что всему виной «кляти москали». И все поголовно верят, что фрицы отобранное Советами им с радостью вернут. И заводик, и деревеньки, и самостийность будут уважать, и вообще рай земной в бывшем Союзе устроят. Но вот воевать вместе с фрицами почему-то они не хотят. Ну да, можно же головушку сложить… а тут кайлом в разминочном режиме помашут, а там, глядишь, все и без них как-нибудь устаканится. Кормят, охраняют, даже хаять советскую власть и стучать на соседей по бараку никто не запрещает. Благодать!

Тьфу, мля, оппортунисты, троцкисты, недобитки и просто гандоны штопаные…

Ну ничего, придет время…

Сука, так и хочется в глотку вцепиться, хотя если призадуматься, сам немногим лучше… Но лучше! У меня есть цель, к которой я вот таким мерзким образом иду. Выхода другого нет.

От конфликтов спасало лишь то, что прямо с подъёма я отправлялся в усадьбу Герды Гедин, где и проводил все время до отбоя, а иногда даже оставался ночевать в сарайчике. Работы по хозяйству хватало, порой я ее сам изобретал, лишь бы не возвращаться в казарму. Вот беседку построил и сад в порядок приводить начал…

И потихоньку к причалу с катерами воду с продуктами стаскиваю и прячу в тайнике.

Да. Собираюсь уходить водой.

Да. Сам.

А остальные?

Я же не волшебник и не самоубийца…

Брад… ну это я его так называю, настоящее имя гуркха толком не выговоришь. Браджхап… Бранджап… короче, Брад и все. Он уезжает на аэродром встречать госпожу… тьфу ты… шведку из Берлина.

С ним мы вроде поладили… Хотя кого я обманываю. Относится он ко мне, как к пустому месту, еще и с непонятным презрением. Как-то ляпнул, что воин, сдавшийся в плен, достоин воплощения жабы в новой жизни. Какое воплощение? Какая жаба? Сам ты жаба плоскомордая. Мутный он до предела. В комнатке у Брада стоит вырезанная из дерева многорукая баба с ожерельем из черепов на шее, и губы какой-то хренью у нее намазаны. Тьфу…

И воняет там каким-то дурманом. И сам он, бывает, нажрется какой-то дряни и сидит часами на корточках. Качается и мычит… Я бы на месте шведки его на пушечный выстрел к себе не подпускал. Хотя предан он ей, этого не отнимешь. Да и кинжалом орудует – обзавидуешься. Видел, как тренируется за своим домиком. Хотя… пока еще нет, а вот восстановлюсь окончательно, думаю, с ним справлюсь. Это так. В порядке самовосхваления.

Эсэсовка тоже на меня практически не обращает внимания. За все время, что я у нее работаю, даже слова не удостоился, не то что похвалы. Хотя правды ради скажу: сам практически ее не вижу. Пропадает фрау гауптштурмфюрерин на базе днями и ночами. Но иногда ловлю на себе ее взгляды…

Дождался, пока «хорьх» выедет со двора, закрыл ворота и шмыгнул за дом. Дверь-то на замке, а вот кухонное окно очень легко открыть проволочкой. Снял башмаки и босиком юркнул на кухню. Минимум час времени у меня есть, должен успеть…

По пути слямзил со стола ломоть хлеба, аккуратно стянул кусочек сыра с подноса и, жуя на ходу, на цыпочках поднялся на второй этаж.