|
Зато стали приглашать организации ярко выраженного антикоммунистического толка, что, в общем-то, считалось неприличным. Это теперь товарищ А. II. Яковлев в антикоммунистах ходит и гордится этим. Когда за это платят. Я же за все это заплатил очень дорого. "Как это, — говорили про меня, — он смог выступить против самого Белля, против Грасса, против французских левых?" Во Франция многие двери для меня закрылись после этого. И, конечно, не без помощи соответствующих наших организаций, которые были здесь очень влиятельными и могли повлиять через своих подставных лиц на многое. Легко не было. В литературном смысле проиграл я много. То меня печатали самые престижные издательства в Европе, такие, как "Грассе", "Риссони" или "Шерц" а то начали меня отодвигать на издательскую периферию, в издательства с антикоммунистической репутацией. Это закрывало мне, выход. на рынок, ибо книгопродажа здесь в руках у "левых".
И тем не менее много я приобрел. Я встретился со многими из тех, с кем я мог только мечтать встретиться. Я близко познакомился и подружился с Александрой Толстой, с Набоковым, с целым рядом крупнейших политических деятелей — с Гельмутом Колем, с Менахемом Бегином, с Андреотти. Это дало мне выходы в большую политику. Я понял, как все это работает, и получал информацию из первых рук. И получал политическую поддержку. "Континент" так или иначе, по крайней мере в первые три года, вышел на одиннадцати языках. А затем — на немецком и русском выходил почти до конца. Все это стало возможным благодаря политической поддержке людей, с которыми я встречался. Я застал еще многих весьма крупных деятелей русской эмиграции. Я застал и Вишняка, и Слонима. Вишняк — это последний оставшийся в живых член Учредительного собрания. Я встречался с Александрой Львовной Толстой. Она была необыкновенным человеком, огромной личностью. Несмотря на свою физическую немощь — ей было около 90 лет, — она не теряла до конца ясной головы. Да и само по себе событие — сидеть радом с человеком, который лично, до конца дней великого писателя, общался со Львом Толстым. Для нас это уже прошлый век. А она вот сидит рядом, любимая дочь Толстого… Так что одни потери, по большей части материальные, связанные с бойкотом со стороны "левых"., компенсировались приобретениями духовного плана. "Континент" объединял вокруг себя людей выдающихся. Посмотрите списки членов редколлегии — от Ионеску до Джиласа. Журнал давал мне возможность ездить. Меня приглашали в разные страны. Очень много я увидел, узнал, пощупал своими руками. Это принесло многое. — Мне приходилось еще до августа 1991 года привозить к вам сюда, на улицу Лористон, некоторых своих приятелей, в том числе известных поэтов и прозаиков. Неужели кто-то рисковал (по тем временам) писать специально для" Континента"? Или это были визиты вежливости? — Нет, не писали. Не хватало мужества. Когда они приезжали сюда, то я чувствовал по их поведению, что это для них подвиг. Будто они на Голгофу взошли. Дело в том, что у многих писателей психология артиста. Хочется нравиться всем. Я это без осуждения говорю. У меня позиция, у меня журнал. Я могу слово там сказать, слово тут сказать. Поэтому отношения в основном поддерживались для того, чтобы и здесь, с моей стороны, не было никаких неприятных неожиданностей. В основном для этого. Ну, и потом с теми, кто бывал у меня, я по России был близко знаком, а с такими, как Окуджава, просто дружил. И он сам признает это в своих воспоминаниях. — Разрыв между вами произошел после расстрела "Белого дома" в октябре 93-го? — Да, к сожалению, теперь между мной и большинством из этих людей пролегла кровь. Русская кровь, российская кровь. Им на нее наплевать, а мне — нет. Вот в все. Визитов стало меньше. |
