Каким то образом твой
оптимизм, упорство и сладостные поощрения, – он умолк ровно настолько,
чтобы, наклонившись, запечатлеть поцелуй на ее губах, – заставили меня
поверить, что я смогу писать вновь. Но до твоего отъезда я продолжал верить,
что не могу обойтись без помощи извне. Я считал тебя своим последним
наркотиком, своим подспорьем, своей уловкой. Когда Матильда узнала о нас и
настояла, чтобы я отослал тебя домой, это было все равно, что отказаться от
кокаина и вновь начать все с чистого листа. Я думал, что слишком нуждаюсь в
тебе, чтобы отпустить. Но когда ты назвала меня зависимым, я понял, что
обязан доказать себе, что смогу жить без каких бы то ни было наркотиков и
писать без всякой посторонней помощи. Когда ты уехала, я отыскал в себе
силы, о которых и не ведал, и закончил книгу. Мне пришлось наконец доказать
себе, что я могу писать без всякого подспорья.
– Разумеется, можешь, – прошептала Дейзи. – Это всегда было внутри тебя.
Тебе не нужен кокаин. Не нужно никакого подспорья. Тебе… – Голос ее
сорвался. – Тебе не нужна я.
– Вот тут ты ошибаешься. Ты нужна мне больше, чем можешь себе вообразить.
Вот почему я посвятил эту книгу тебе.
– Мне?
– Да, цветочек, тебе.
– Но… но ты же никому не посвящаешь своих книг. Ты сказал, это просто
сопливые сантименты.
– Да, пускай, но для этой книги я сделал исключение. – Себастьян перевернул
рукопись так, чтобы она смогла прочитать первую страницу.
«Посвящается Дейзи, моему вдохновению, моей любви,
моей причине, чтобы жить.»
Из ее горла вырвался всхлип.
– Знаю, – добродушно заявил он, кивая в знак согласия. – Это сопливо и
сентиментально. Но мне нравится. А кроме того, это правда. Впервые я рад, что
так отчаянно тогда боролся за жизнь. Потому что сейчас у меня появилась
причина жить. – Рукопись отлетела в сторону и с глухим стуком ударилась об
пол, а Себастьян поймал руки Дейзи в свои. – Я люблю тебя, цветочек.
Она услышала собственный голос:
– Но я помню, как ты говорил Матильде обратное.
– Я не понимал этого, пока ты не уехала. Черт, я так давно утратил веру в
любовь, что даже не мог вспомнить, на что она похожа. Я считал тебя лишь
очередной привязанностью. Но теперь я понял, что все совсем не так.
Он заключил ее в объятия.
– Ты моя любовь. Ты моя жизнь. И я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, мы
вместе вернулись в Эвермор и ты писала свои книги прямо напротив меня,
чтобы, работая, я в любой момент мог поднять глаза и увидеть твое прелестное,
усыпанное веснушками лицо. А я буду помогать тебе писать, чем только смогу.
– И ты не уволишь меня за то, что я высказываю свое мнение?
– Нет. Тебе никогда не придется беспокоиться, чтобы сестра подыскала новую
работу. Нам придется переживать разве что о том, чтобы соблюсти сроки. Ты же
знаешь, в подобных вопросах издатели – такие зануды. – Себастьян поцеловал
ее в носик. – А еще я хочу, чтобы мы занимались любовью, растили детей,
целовались и спорили над каждой книгой до конца наших дней. Что ты об этом
думаешь?
Дейзи подняла на него взгляд, сердце ее переполняла радость. Она любила этого
мужчину, и то, что он только что описал, походило на рай на земле.
– Итак? – не дождавшись ответа, спросил Себастьян. – Будет ли у этой истории
счастливый конец?
– Я думала, ты в них не веришь. Ты же никогда не пишешь их.
– Чушь, – усмехнулся он, кивнув на лежавшую на полу рукопись. |