Изменить размер шрифта - +
Но это исключение работает не на всей территории и не все время. Лишь в редкие дни смотрин им дозволяется находиться в нескольких местах, предназначенных для избранников – это часть смотрового зала и примыкающая к ней пристройка. Остальное – вечное табу, там даже ремонт делается женскими руками, как и все прочее, включая замену лампочек и уборку.

Я еще не забыла, сколько хлопот свалилось на Цветник из-за банальной засорившейся трубы. Женщин-сантехников найти не смогли, и мы едва не оказались посреди очень нехорошего озера.

В медицинском блоке мужчина находиться не может ни при каких обстоятельствах, кем бы он ни был. Такое разве что Герцогу позволено, но зачем ему это надо?

Однако, сейчас здесь находится мужчина, причем не Герцог, и это прямо свидетельствовало о том, что я умерла. На том свете не стоит удивляться самым невообразимым вещам, так что все нормально.

Я не видела нарушителя устоев Цветника, зато слышала его голос – суховатый, с дребезжащими нотками, всем недовольный.

– Вообще-то барышни, это я делаю вам одолжение, а не вы мне, так что извольте слушать, что я говорю, а не трещите у меня над ухом.

– Но вы ничего не говорите, – заметила Селедка.

Она тоже умерла? Вот ведь совпадение. И что же с ней случилось? У нее ведь здоровья на троих хватит.

– Я ничего не говорю, потому что не нахожу слов. Первый случай в моей практике, а уж я-то самых разных пациентов навидался.

– Вы еще долго?

– Моя работа не дружит со спешкой. Тем более, случай в высшей степени неординарный.

– Пропустив вас на закрытую территорию, мы нарушили некоторые правила. И вы, кстати, тоже.

– Ну так можете не пропускать, у вас ведь есть свои знахарки, вот пусть они ее и поднимают.

– Вы прекрасно знаете, что они ничем не смогли помочь.

– В таком случае помалкивайте, мне надо как следует подумать, а ваша трескотня мешает.

– Подумать? Вы уже закончили осмотр?

– Да тут, в сущности, нечего рассматривать, картина проста и понятна.

– Так что с ней?

– Пациентке очень плохо. Ее мозг сейчас активен, но сомневаюсь, что она осознает происходящее, активность явно ненормальная. Ваша девочка скверно себя чувствует.

– Мы и без вас знаем, что ей не очень хорошо.

– В таком случае, у меня к вам несколько вопросов, надо кое-что о ней выяснить.

– Если ответы касаются очень личных вещей, мы не сможем их сообщить, потому что вы не являетесь членом клуба допущенных к смотринам.

– Знаете, меня совершенно не волнует степень развития либидо, размер груди, цвет сосков и прочие интимные характеристики вашего элитного товара. Тем более, я не самый последний знахарь, а это значит, что и без вопросов знаю, что соски у нее розовые, и она, хоть и девочка со странностями, но развивается без отклонений и в тех же сексуальных предпочтениях не отходит опасно далеко от того, что принято считать нормой. Подобные вещи я в вашем отборном товаре определяю так же легко, как в рядовых бабищах с улицы, разницы ни малейшей.

– Элли – не товар.

– Да что вы такое говорите? Ну а я тогда струнный барабанщик пианинного квартета. Впрочем, это не мое дело, называйте ваш мясной бизнес как угодно.

– Это не бизнес, и уж тем более не мясной. Но вы действительно правы – это не ваше дело. Задавайте свои вопросы.

– Где вы отыскали такую интересную девочку, и как давно она оказалась в Улье?

– Это секретная информация.

– Ну неужели? И как же, в таком случае, я смогу ей помочь?

– Вы знахарь, вам виднее, что и как надо делать.

– Могу разве что выпить за ее здоровье, при такой постановке ответа ничего другого в голову не приходит.

Быстрый переход