Пока Бородин обдумывал следующий вопрос, я сделал на его плече круговой надрез, обводя татуировку с церковной тематикой, после чего, захватив край кожи пассатижами, одним резким движением оторвал её. Глядя на изображение Божьей матери с младенцем, он заплакал.

— Когда прилетят в следующий раз? — спросил Бородин.

— Послезавтрааааа… — промычал уже мало что соображающий пациент.

— Собственно, у меня всё, — подвёл итог Бородин.

— А у меня — нет, — возразил ему я.

— А что ты ещё делать собрался?

— Как что? — я показал ему окровавленный кусок кожи, — свежевать, конечно, представляешь, какой барабан получится? С рисунками. Или обложку для книги. Я пока не решил.

Пытуемый стал мелко дрожать и подвывать сквозь слёзы. Я думал, что Бородин его сейчас застрелит, но он вышел из комнаты и приказал грузить. Если я правильно понял, всех отвезут на базу. Надеюсь, для суда и расстрела. Всё же так просто я его не отпустил. Трость с черепом, описав едва уловимую глазом блестящую дугу, легко, как мне показалось, стукнула его в колено. Нога согнулась в ту сторону, куда обычно не сгибается. Осколки костей порвали кожу изнутри, хлынула кровь. Пациент отключился, теперь уже окончательно. Когда его выволокли во двор, солдат, пощупав пульс, отрицательно покачал головой. Не выдержал болевого шока. Бородин, тем не менее, приказал:

— Контроль.

Солдат кивнул, достал из кобуры "Макаров" и как-то совсем буднично приложил его к затылку местного пахана. Голова дёрнулась от выстрела, под ним растеклась лужа крови. Теперь точно не оживёт.

Наскоро собрав все трофеи на базе муров, мы отправились по указанному адресу. Всё было так, как и описывал пленный. Настоящая ферма, видимо, большое животноводческое хозяйство. Охраны никакой, да она и не нужна в этом медвежьем углу. Чтобы доехать сюда, нужно, как минимум, проехать базу. Только уже подойдя вплотную к забору, мы увидели скучающего парня с автоматом за спиной. Он явно никого и ничего не опасался. Здесь приехать могли только свои. Даже неприятно расстраивать. Он даже сам дверь в заборе открыл, при виде моей ухмыляющейся физиономии, слегка опешил, но тут же бодро стал снимать с плеча автомат. Трость неуловимым движением стукнула его по ключице. Кость хрустнула, он рухнул на колени и даже не сопротивлялся, когда я снял его автомат. За мной зашли остальные. Бородин приказал брать живыми всех, желательно, не сильно искалечив. Ещё двоих приняли на веранде дома, где они сидели и не спеша поедали яичницу, запивая её чаем из кружек. Сопротивления они также не оказали, просто замерли, выпучив глаза, при виде десятка автоматных стволов, направленных им в лицо. Ещё двое спали. Ночная смена. Одного искали какое-то время, пока он не выскочил из-за угла, стреляя на ходу из автомата. И, как на зло, первой его целью, стоящей с самого края, был я, к тому же развернувшийся в анфас. Пуля ударила в правую сторону груди, меня развернуло, после чего я упал на четвереньки.

Было это, мягко говоря, неприятно. Словно гвоздь раскалённый в меня вбили, рот наполнился кровью, которую я не успел выплюнуть, поскольку потерял сознание. Когда очнулся, лежал на носилках, раздетый по пояс и перебинтованный. Санинструктор, сидевший рядом на чурбачке, заменявшем стул, поспешил меня успокоить:

— Сквозное, лёгкое пробило, жить будешь.

— А?

— Говорю же, нормально всё. С точки зрения медицины.

— А с других?

— А с других, стоящие рядом люди, которым, к слову, тоже досталось, отметили странности, произошедшие с тобой во время попадания.