Глаза у него оказались голубые, необычно яркие на продубленном лице, которое было много темнее бороды и волос. И смешливые: человек с такими глазами навряд ли отрубит руку, уцепившуюся за борт. По крайней мере, Хельги так показалось.

    – Возьми меня на корабль!.. – прохрипел он с отчаянием, чувствуя, что теперь уже точно не продержится долго. И добавил для верности: – Не то я решу, что ты меня испугался!..

    Викинг молча перегнулся через борт, и Хельги успел увидеть у него на ладони черные от въевшейся грязи, окостенелые мозоли гребца. Хельги уперся коленками, и викинг извлек его из воды одним могучим рывком, каким, наверное, привык вытаскивать якорь. Перенеся через борт, он поставил Хельги на палубу… и тут же, не дав оглядеться, почти без замаха ударил его по зубам, так, что Хельги растянулся в проходе между скамьями.

    – Это, – сказал воин, – чтобы ты не думал, будто Ракни или его хирдманны однажды кого-нибудь пугались.

    По правде говоря, удар был нанесен без лишней жестокости и уж наверняка не во всю силу… но на нагретых солнцем палубных досках оказалось так покойно и хорошо, что Хельги совсем расхотелось не то что вставать – даже и открывать зажмуренные глаза… Лежать бы так да лежать. Викинг зря ударил его, достаточно было отпустить руку, и он свалился бы сам.

    – Будет тебе, Оттар!.. – долетел другой голос, густой, как смола, и явно привыкший распоряжаться. – Думается, ему и так немало досталось.

    Хельги все-таки приподнял слипавшиеся веки. Мокрые ресницы радужно дробили свет, и в этой радуге веселый Оттар стоял, подбоченившись, у себя на корме, а белый кот с рыжим пятном на спинке терся, громко мурлыча, о его сапоги.

    Хельги лениво поискал взглядом второго из говоривших, вскоре нашел его и понял, что это был сам вождь. Только слепой и глухой не выделил бы его среди всех – седеющего морехода с лицом почти бурым, как форштевень много плававшего корабля, и глазами неистовой зоркости, от которых не укроется ни риф в штормовом море, ни парус, появившийся из-за мыса… Старым воином его можно было назвать. Стариком назовут еще через двадцать зим, а может быть, и попозже.

    Он, видно, только что проснулся и с любопытством разглядывал мокрого и взъерошенного Хельги, от одежды которого по палубе разбегались струйки воды.

    – Так это ты и есть Ракни сэконунг, о котором у нас здесь столько разговоров… – негромко сказал ему Хельги. – А я-то думал, твои люди не ищут легкого верха, нападая на раненых. И предупреждают, прежде чем бить…

    Ракни усмехнулся: дерзкие слова его забавляли.

    – Я не вижу здесь раненых, – ответил он спокойно. – Разве что слегка поцарапанных. А есть враги, которых незачем предупреждать, ибо иначе их пришлось бы долго ловить. Вставай, парень, да выжми хорошенько штаны, пока не простыл! И рассказывай, кто ты таков и от кого удирал.

    Хельги еще раньше показалось, будто от удара о палубу у него что-то хрустнуло за левым плечом. Поднявшись, он пошарил рукой и достал надломленную стрелу. Мельком взглянул на серые перья и выкинул стрелу за борт. Тяжелый кованый наконечник сразу утащил ее вниз. Хельги стянул рубашку, и морская соль въелась в плечо.

    – Меня назвали по отцу, потому что я родился после его гибели, – сказал он вождю. – Моим отцом был Хельги сын Виглафа сына Харальда из Торсфиорда, что в Халогаланде.

    Он ждал чего угодно, но не того, что последовало. Ракни приподнялся на локте и захохотал во всю мочь.