Она ставит стакан на кофейный столик и удобно, устроившись на подушках, отвечает:

— Это часть моего поиска.

— Что за поиск требует необходимости раздеваться на потеху публики?

— Он называется «жизнь», — просто отвечает она.

Когда она так говорит, все это имеет смысл. Наверное, водка затуманивает не только мой взгляд, потому что в трезвом состоянии я бы с ней не согласился. Я работаю психологом в старшей школе и моя святая обязанность — удерживать женщин подальше от шеста.

Фейт начинает теребить пальцами дреды. Не знаю, может, это нервное, но она не выглядит как человек, который стыдится своего занятия.

— Чтобы что-то понять, я должна попробовать это. По своей природе я очень критична. Но когда ты смотришь на мир по другую сторону объектива, то открываются возможности для самопознания. Перспективы меняют все. Если у меня есть выбор, то я предпочитаю сочувствие жалости. Тут-то и начинается мой поиск. В последние несколько лет я многое перепробовала, чтобы понять людей и их жизненные ситуации. Я пыталась сделать так, чтобы моя жизнь имела смысл. Но мне еще нужно много над этим работать. Мое прошлое все еще требует анализа и прощения. А для этого необходимо много времени. Поиск. Когда я чувствую, что что-то поняла и выросла как человек, то двигаюсь дальше, вперед. С надеждой на новые перспективы.

Не знаю, то ли я очарован, то ли сошел с ума, но водка сделала мой разум свободным, поэтому я говорю:

— Для этого нужно большое мужество. Обычно люди любой ценой избегают заглядывать внутрь себя. Они опускают занавески и прячутся за ними.

Фейт медленно с серьезным видом качает головой. Мне кажется, что ей хочется возразить, но вместо этого она пристально смотрит на меня. На ее глазах появляются слезы; я настолько парализован этим зрелищем, что могу только смотреть на нее в ответ. Все гораздо серьезнее, чем она говорит. Но я не давлю на нее. Я позволяю людям делиться со мной секретами только, когда они готовы к этому. Она же пока не готова.

Фейт несколько минут смотрит на бутылки, а потом безмолвно спрашивает, не хочу ли я выпить еще.

Я киваю, она наливает.

Мы чокаемся, в этот раз не говоря ни слова, и пьем.

Когда я опять откидываюсь на подушки, она встает и пьяной походкой направляется в ванную комнату.

Вернувшись, устраивается вплотную ко мне, кладет голову на мое плечо и спрашивает:

— Ты женат, Шеймус?

— Почему ты спрашиваешь?

Фейт берет мою левую руку и тычет ею в лицо.

— А, — говорю я, когда замечаю полоску от обручального кольца. — Она сука и вышла замуж за другого.

Она переплетает наши пальцы и опускает руки на мое бедро.

— Это объясняет, почему я еще ни разу не видела ее. Думала, может, ты вдовец, потому что всегда грустный.

Я качаю головой, несмотря на то, что она не может этого видеть, потому что ее собственная голова все еще лежит на моем плече.

— Думаю, ты путаешь горечь с грустью.

Фейт поднимает голову и смотрит на меня. Снова. Это не какой-то поверхностный взгляд, потому что Фейт ничего не делает поверхностно, она словно смотрит в самую глубь тебя. Я ощущаю себя ранимым и обнаженным, поэтому отвожу глаза, но почему-то моментально начинаю паниковать, как тогда, на лестнице, когда почувствовал, что потерял что-то важное. Я возвращаю свой взгляд обратно. И это чувство проходит.

— Как давно ты уже без нее?

— Без Миранды? — говорю я, но быстро поправляюсь, потому что Фейт не знает ее имени. — Без бывшей жены?

Она кивает.

— Физически? Несколько месяцев. Эмоционально? Несколько лет. Может быть, целую вечность. Черт, я не знаю.

Фейт подтягивает ноги так, чтобы встать на колени рядом со мной и вынуждает меня повернуться к ней.