Я бы сейчас все отдала за его поцелуй.

Все.

Но этого не произойдет, потому что он святой.

А я сука.

И все знают это.

Включая меня.

— Что вы тут делаете? — В моем голосе звучит надежда, хотя я уже давно понял, что она может стать опасным оружием в руках Миранды.

Все молчат. Дети смотрят на Миранду, будто она одна знает ответ на этот вопрос.

— Я переехала в Калифорнию.

Во мне  снова поднимается надежда.

— Что это значит? — Мне так и хочется прокричать: «Просто скажи, что дети снова будут жить со мной!» Но я жду.

— Мы с Лореном разошлись. — Значит, он ее выгнал. Иначе бы она сказала, что бросила его.

Мне так и хочется тыкнуть в нее пальцем и громко рассмеяться в лицо, но я не желаю, чтобы дети видели, как я радуюсь чужой беде. Нам нужно поговорить с ней наедине, потому что если она не собирается делить со мной опеку или, что предпочтительнее, полностью отдать ее мне, то я выскажу все, что о ней думаю.

— Эй, ребята, почему бы вам не забрать из машины сумки? Можете ложиться сегодня в своей комнате, — говорю я им. Наплевать, если у Миранды другие планы.

Она не успевает даже открыть рот, как они выбегают за дверь и спускаются по лестнице.

У нас не очень много времени, поэтому я задаю ей вопрос, который до этого хотел прокричать:

— Просто скажи, что дети снова будут жить со мной! — Тихий голос не скрывает моей злости. Я раскрываю перед ней карты. У меня нет козыря в рукаве, хотя по другому с Мирандой нельзя. Но сейчас нет времени на игры. Я хочу, чтобы дети вернулись ко мне!

Я слышу, как захлопывается дверь в машине. Миранда оглядывается на стоянку, а потом снова смотрит на меня.

— Давай поговорим, когда они лягут спать?

Не скажу, что мне нравится мысль о том, что она задержится у меня в квартире, но если это даст мне шанс вернуть детей, то я сделаю все, что угодно. Я отхожу от двери, чтобы она могла войти.

— Хорошо. Мы поговорим, когда они лягут спать.

Сияющия и фальшивая Миранда устраивается на мягком и настоящем диване.

Дети заносят чемоданы, и я помогаю отнести их в комнату. Мы какое-то время болтаем, а когда Рори и Кира начинают зевать, достаем пижамы, чистим зубы и они отправляются спать. Я обнимаю и целую их и как только выхожу в коридор, мое счастье испаряется как дым. Миранда так и сидит на диване, как почти два часа назад. У нее в руке наполовину пустая бутылка вина. Наверное, купила его пока я был с детьми. Я не вижу стакана, значит она пьет прямо из горла. Увидев, что я вхожу в комнату, Миранда хлопает по дивану.

— Садись. — Она не пьяна. Миранда всегда дружила с алкоголем лучше, чем я.

Я сажусь на другой конец дивана, подальше от нее.

— Ты без трости? — удивленно спрашивает она.

Я киваю.

— Сегодня у меня хороший день, так что она ни к чему. Ко мне практически вернулась чувствительность, а боль появляется только если я перегружаю ногу. — Я замолкаю, поняв, что слишком уж разоткровенничался с ней.

Миранда протягивает мне бутылку вина.

— Выпей, Шеймус.

— Нет. — Как же приятно отказывать ей, даже в чем-то маленьком и незначительном.

— Ну, мне тогда больше достанется, — не обижаясь, отвечает она.

Мне становится горько от того, что приходится сидеть с ней рядом, поэтому я встаю, иду на кухню и выпиваю рюмку текилы, за ней еще одну, а потом достаю из холодильника два пива — оба для себя — и возвращаюсь к ней.

— Помнишь, когда мы только начали встречаться, ты писал мне любовные письма? — Миранда говорит со мной, но не смотрит на меня. Ее взгляд заволокла пелена воспоминаний.

— Я не хочу говорить об этом.