Очень благодарен. У нас уже есть письменное согласие Миранды на изменение соглашения, осталось доработать детали.
Сегодня суббота и я не знаю, чем заняться. В квартире слишком тихо. Мне не нравится проводить время без детей. Это пугает меня, потому что сразу вспоминаются прошедшие месяцы. Я больше никогда не хочу проходить через подобное.
Меня спасает стук в дверь. Я открываю ее, но тут же хочу захлопнуть.
— Шеймус. — В его голосе слышится одновременно официальность и дружелюбие, которое кажется совершенно не к месту.
— Лорен.
— Знаю, это неожиданно. — Он бледен и выглядит худее, чем несколько недель назад.
Я киваю.
— Полагаю, вам нужна Миранда. Но ее нет. Она вернется после обеда.
— Вообще-то, я хочу поговорить с тобой. — Его глаза с сожалением смотрят на меня.
— Хорошо, — отвечаю я, совершенно ничего не понимая. — Заходите.
Он садится на диван и ставит кожаный дипломат на пол возле ног. Ему явно неуютно. Он внимательно изучает комнату, подмечая все детали. Лорен оценивает меня, я это чувствую. Да пошел он со своим чувством превосходства.
— Шеймус, я перейду прямиком к делу. — Такое чувство, будто со мной разговаривает кто-то из администрации на работе, когда им нужно сообщить плохие новости, и эмоционально они уже отдалились от проблемы.
— Я ценю это. — Пусть уже говорит, а то я начинаю нервничать.
Он откашливается, переставляет дипломат на кофейный столик и открывает его.
— Сядь, пожалуйста. — Лорен смотрит на меня и его глаза говорят, что все серьезно.
— Я лучше постою, — возражаю я. Мне хочется сесть, но я упрямо бросаю ему вызов.
Он опускает взгляд, недовольный моим решением.
— Хорошо. Я начну. После ухода Миранды, у меня через несколько дней случился сердечный приступ. За ним последовали три операции. Врачи сказали, что мне очень повезло.
— Мне жаль. — Не знаю, почему я сказал это.
Он кивает.
— Спасибо. Будучи при смерти, я переоценил свою жизнь и приоритеты. Решил выйти из бизнеса и уйти на покой. Я собираюсь продать дом, чтобы путешествовать по миру. Надеюсь, что найду место, которое окажется мне по душе и осяду в нем.
— Без обид, но я не понимаю, зачем вы приехали в Калифорнию, чтобы сказать мне об этом. — Я не хочу показаться грубым, но все это не имеет смысла. Подобные разговоры ведутся с друзьями и членами семьи. Я не принадлежу ни к тем, ни к другим.
—Я должен кое-что исправить перед тем, как уехать. — Его глаза с сочувствием смотрят на меня.
Я снова начинаю нервничать.
— Что?
В следующий момент он произносит то, к чему я оказываюсь совершенно не готов.
— Кира моя дочь.
Что? Он прав, мне нужно сесть. Я падаю рядом с ним и зажимаю голову в руках. Этого не может быть.
— Пожалуйста, скажи, что это жестокая шутка.
— Мне жаль, Шеймус. Я знал, что Миранда никогда не расскажет тебе об этом. И хотел сделать все правильно.
— Правильно? Правильно? Как, черт возьми, ты можешь сделать все правильно. Кира моя дочь. Я люблю ее. — Слезы застилают мне глаза.
— Я знаю. И ты прав, она твоя дочь. Может, в ней и течет моя кровь, но ее отцом был, и всегда будешь являться ты. — Он засовывает руку в дипломат и вытаскивает стопку бумаг. — Я знаю, что твое имя итак значится в ее свидетельстве о рождении, но вот тест на отцовство. Я бы хотел, чтобы ты оформил удочерение на случай, если Миранда попытается забрать ее у тебя. Она может быть очень коварной, а я не смогу жить с чистой совестью зная, что мог, но не защитил Киру. Я хочу уехать, зная, что она твоя.
— Как давно ты знаешь об этом? Как давно об этом знает Миранда?
— Мы оба были в курсе с самого начала ее беременности. |