— Это было дьявольски хорошо, — сказал Сэнд, пока мы лежали на кровати. — А ты — дьявольская леди.

Он не помнил всего, это говорило его подсознание. А он знал лишь то, что я хороша в постели. Поначалу, даже после того, как я научилась контролировать себя и останавливаться вовремя, я убивала их, потому что боялась, что они все помнят. Но они не помнили. Правда слишком абсурдна, подсознание скрывает ее, а сознание забывает.

Потом Сэнд коснулся пальцами своей шеи, сдвинул змею и содрогнулся.

— Извини, — пробормотала я. — Я вчера слишком увлеклась.

Сэнд усмехнулся. Иногда мужчины говорят: «Ты — вампир!» Это шутка, и мы смеемся над ней вместе. В любой аптеке продается крем-коагулянт и заживляющий гель в удобной упаковке. На следующий день на шее останется лишь бледный кровоподтек.

— Ты тоже получила удовольствие, не сомневаюсь, — заметил Сэнд. Он скользнул руками вдоль моего тела, придвинулся ближе, стал ласкать. Он снова желал меня. Они всегда желают меня вновь. Потом он увидел камень.

— Боже! — выговорил он. — Это же не рубин? Разве они бывают такого размера?

Камень кулона был багряным, пульсирующим, теплым, живым.

— Просто цветной кристалл, — как можно спокойнее уронила я.

— Мне казалось, что он бесцветный. Интересно, почему?.. Ты чудо, Сабелла.

Я позволила ему поцеловать меня и отстранилась.

— Ты тоже мне понравился, Сэнд, но я страшно устала. Продолжим завтра утром.

— Нет, моя прекрасная. Сейчас, — он навалился на меня, сонно и бестолково, ведомый одной лишь похотью.

— Тогда это будет изнасилованием, — сообщила я. Смутившись, он отвел взгляд и отпустил меня. — Утром! — повторила я.

— Леди, я не выпущу тебя из этой комнаты, пока мы не повторим все сначала!

Он уснул почти сразу, и во сне прижался ко мне — доверчиво, как ребенок. Однако сон его был слишком глубок, чтобы почувствовать, как я покинула его, оделась, собрала сумку и ушла.

Номер был оплачен до полудня. К этому времени Сэнд отоспится. Он начнет лихорадочно разыскивать меня, будет одержим мною, как ему и снилось. Но он не найдет меня, и одержимость постепенно сойдет на нет. Пока он снова не встретится со мной, ему ничего не грозит.

Прошло четыре года с тех пор, как у меня был последний мужчина. Был во всех смыслах — я получала от него и секс, и игру в любовь, и пищу.

Четыре года. Когда умерла мать, я попыталась остановиться. И остановилась. Прекратила. Два года воздержания ушли на то, чтобы вернуть почву под ногами, и четыре года я твердо стояла на ногах. Но жажда никогда не покидала меня. Звери в холмах помогали продержаться, но я была охотницей, а моя истинная добыча обитала в стальных прериях, бегала по золотым горам городов, жила в неоновых пещерах поселков.

В холмах водятся волки, даже если эти холмы из стекла.

В лайнере, когда из-за горизонта поднялось солнце и я затемнила свой иллюминатор, мне впервые подумалось: если Касси послала мне проклятие и драгоценный крест, желая меня уничтожить, то зачем она оставила мне восемьдесят тысяч кредитов чистыми?

В ту ночь мать не ложилась — ждала меня. Когда я пришла домой со странными свежими пятнами на платье, она загнала меня в спальню и стала допрашивать.