Она у него любимица, потому что единственная меньше него. Вторая или третья дверь от лестницы. Точно не знаю, но вы из коридора услышите — эта парочка как вместе соберется, тут же давай хихикать, как мартышки. Срамотища.
— Merci, Mademoiselle, — сказал Люсьен.
Как и предсказывалось, едва Люсьен достиг третьей двери, до него донесся хохот, перемежаемый ритмичным женским тявканьем.
Люсьен постучал.
— Анри? Это Люсьен.
Изнутри раздался мужской голос:
— Пошел прочь. Я оседлал зелененькую фею.
Затем — женский голос, не прекращая хохотать:
— А вот и нет!
— Как это нет? Меня обманули? Люсьен, похоже, я оседлал совершенно не то воображаемое существо. Мадам, по завершении моих дел я рассчитываю на полное возмещение.
— Анри, у меня есть новости. — Люсьену казалось, что о смерти друга лучше не орать через дверь бардака.
— Как только завершу свои…
— Твои дела уже завершены, — хихикнула Мирей.
— А, и впрямь, — произнес Анри. — Секундочку, Люсьен.
Дверь распахнулась, и Люсьен, отскочив к перилам, чуть не рухнул в салон этажом ниже.
— Bonjour! — произнес граф Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа, совершенно голый.
— Ты и трахаешься в pince-nez? — осведомился Люсьен. Оптический прибор действительно сидел у Анри на носу, приходившемуся Люсьену на уровень грудины.
— Я — художник, месье. Неужто вы хотите, чтобы я упустил миг вдохновенья из-за собственного скверного зрения?
— И котелок? — На голове Анри сидел котелок.
— Это мой любимый головной убор.
— Подтверждаю, — подтвердила Мирей, тоже нагая, если не считать чулок. Она соскользнула с кровати и дошлепала до Анри, выхватила у него изо рта сигару и умелась к умывальнику, пыхтя как зефирный локомотив. — Он в эту блядскую шляпу влюблен.
— Bonjour, Mademoiselle, — поклонился Люсьен, вспомнив о вежливости. Через плечо Тулуз-Лотрека он не сводил глаз с проститутки, мывшейся у комода с зеркалом.
— Ах, она красотка, non? — произнес Анри, проследив за взглядом Люсьена.
Тот вдруг осознал, что уже переступил порог и стоит очень близко от своего обнаженного друга.
— Анри, будь добр, надень какие-нибудь брюки, прошу тебя!
— Не ори на меня, Люсьен. Врываешься ни свет ни заря…
— Уже полдень.
— Ни свет ни полдень, отвлекаешь от работы…
— Моей работы, — уточнила Мирей.
— От моих изысканий, — поправился Тулуз-Лотрек. — А потом…
— Винсент Ван Гог умер, — произнес Люсьен.
— Ой. — Анри уронил руку, воздетую для пущей убедительности. — Тогда я лучше надену штаны.
— Да, — подтвердил Люсьен. — Так будет лучше. Я подожду тебя внизу.
Он не собирался этого делать, но, увидев, каким стало лицо Анри, понял, что своим известием сделал с ним то же самое, что с ним сделала продавщица. Так в мироздании открывается ловушка, в которую уже провалился Винсент.
* * *
Спустившись к шлюхам дожидаться друга, Люсьен встревожился. В салоне в это время суток их было всего три (по вечерам дом терпимости терпел, вероятно, около тридцати), но все они сидели вместе на одном круглом диване, и Люсьен опасался, что не подсесть к ним будет невежливо.
— Bonjour, — поздоровался он, садясь. |