Он даже не знает, сколько этой девушке лет. Врачи дают ей от шестнадцати до двадцати двух, но от этого не легче. Если ей шестнадцать, то рядом с ней должен находиться представитель от службы опеки. Но в больнице от них и так проходу нет. Их помощь может оказаться весьма полезной, только вот при этом они здорово путаются под ногами. Виктор пытается представить, что бы делали его дочери, будь они заперты в комнате, как эта девушка. Но ни одна из них не может похвастаться такой выдержкой. Значит ли это, что она старше? Или просто научилась сохранять непринужденный вид?

– От Эддисона и Рамирес еще что-нибудь есть? – спрашивает он, не сводя глаз с девушки.

– Эддисон возвращается. Рамирес еще в больнице, с родителями самой младшей девочки, – отвечает одна из женщин.

Ивонна старается не смотреть на девушку в комнате, даже на мониторы не взглянет. Она сегодня первый день после декрета, дома у нее маленькая дочь. Виктор думает, не отстранить ли ее от дела, но она, пожалуй, и сама скажет, если ей станет тяжело.

– Это с нее начался розыск?

– Она пропала всего несколько дней назад. Отправилась в торговый центр с друзьями и исчезла. Как говорят друзья, пошла в примерочную и не вернулась.

Что ж, одной меньше.

В больнице они сфотографировали всех девушек – даже тех, кто умер по дороге – и теперь проверяли их по базе данных. Но на это уйдет еще некоторое время. У тех, кто пострадал меньше остальных, агенты и врачи пытались узнать имена. Но они только оглядывались на эту девушку, которую явно считали своим лидером, и в большинстве своем молчали. Некоторые, казалось, что-то взвешивали, а потом принимались плакать и поднимали на уши медсестер.

Но с этой девушкой все было иначе. Когда с ней заговаривали, она просто отворачивалась. Можно подумать, ей нет никакого дела до тех, кто ее найдет.

И кое-кто из группы даже сомневается, что она жертва…

Виктор допивает кофе и со вздохом сминает стаканчик, бросает его в мусорное ведро возле двери. Он бы предпочел дождаться Рамирес. В подобных обстоятельствах при допросе всегда желательно присутствие женщины. Вот только дождется ли он ее? Неизвестно, сколько еще времени она пробудет с родителями, и не приедут ли в больницу другие, когда в СМИ опубликуют фото. Если опубликуют, поправляет сам себя Виктор и хмурится. Он терпеть этого не может. Терпеть не может, когда фотографии жертв появляются на экранах и в газетах – и не дают им забыть того, что с ними случилось. По крайней мере, можно подождать до тех пор, пока не придут данные пропавших девушек.

У него за спиной распахивается дверь и громко хлопает. Комната звуконепроницаема, но стекло вибрирует, и девушка, быстро выпрямившись, смотрит на зеркало. И на тех, кто за ним стоит.

Виктор не оборачивается. Никто не хлопает дверьми так, как Брэндон Эддисон.

– Какие новости?

– Сопоставили несколько последних заявлений о пропаже, родители едут. Пока что все с Восточного побережья.

Виктор убирает фотографию со стекла и прячет обратно в карман.

– А насчет нашей подопечной?

– Некоторые называли ее Майей, после того как ее забрали. Фамилии не слышали.

– Имя настоящее?

Эддисон фыркает.

– Сомневаюсь, – он пытается застегнуть куртку, надетую поверх футболки с принтом «Редскинз». Когда оперативная группа обнаружила выживших, у Виктора и его людей был выходной, и их вызывали в спешке. Зная повадки Эддисона, Виктор рад, что на футболке нет голых женщин.