Он повернулся к ней лицом, уставился на пустое углубление в перине и невольно улыбнулся. После шестнадцатичасового рабочего дня он падал с ног, но Гертруда вставала рано: так привыкла. Последнее время в постели они почти не разговаривали.
Из кухни на первом этаже донесся звон посуды. Часы показывали семь утра. Значит, сон длился чуть больше четырех часов.
Эрнст потянулся, высоко поднял раненую руку и помассировал ее, щупая треугольный металлический осколок у плеча. Как ни странно, шрапнель действовала успокаивающе. Он считал, что нужно жить в мире с прошлым, и ценил каждый символ, даже тот, что едва не лишил его руки и жизни.
Пятидесятишестилетний полковник вылез из постели и снял ночную сорочку. Фрида наверняка уже пришла, поэтому, натянув бежевые брюки галифе и отказавшись от рубашки, он перебрался в соседнюю комнату – в кабинет. Короткая стрижка, круглый череп, седина, складки вокруг рта, аккуратный нос с горбинкой, близко посаженные глаза, хищные и умные, – за эти черты на войне его звали Цезарем.
Летом Эрнст часто делал гимнастику с внуком Руди – они катали набивной мяч, поднимали булавы, выполняли упражнения на пресс и бег на месте. Но по средам и пятницам мальчик посещал летнюю школу, где занятия начинались рано, и деду, к его сожалению, приходилось заниматься одному.
Пятнадцатиминутную зарядку Эрнст начал с отжиманий и приседаний, но минут через семь его позвали:
– Дедушка!
Запыхавшийся полковник остановился и выглянул в коридор:
– Доброе утро, Руди!
– Смотри, что я нарисовал.
Семилетний мальчик, одетый в форму, поднял картинку. Без очков Эрнст не мог разобрать, что на ней, но Руди выручил:
– Это орел.
– Да, конечно, я вижу.
– Он летит сквозь грозу.
– Какого храброго орла ты нарисовал!
– Ты будешь завтракать?
– Да. Скажи бабушке, что я спущусь через десять минут. Ты уже съел яйцо?
– Да, – ответил мальчик.
– Отлично. Яйца тебе полезны.
– Завтра я нарисую ястреба! – пообещал худенький белокурый мальчик и побежал вниз по лестнице.
Эрнст вернулся к упражнениям, размышляя о десятках проблем, которыми следовало заняться сегодня. После зарядки он ополоснулся холодной водой. Пока вытирался, зазвонил телефон. В ту пору, какие бы важные вопросы ни решали в правительстве национал-социалисты, звонки в такую рань вызывали беспокойство.
– Рейни! – позвала Гертруда. – Тебя к телефону!
Эрнст натянул рубашку, решив не возиться с носками и обувью, спустился на первый этаж и взял у жены трубку.
– Алло? Эрнст слушает.
– Полковник!
Эрнст узнал голос одной из секретарш Гитлера.
– Фрейлейн Лауэр, доброе утро!
– И вам доброе утро! Меня просили передать, что фюрер срочно вызывает вас в рейхсканцелярию. Если у вас другие планы, их просят изменить.
– Пожалуйста, скажите канцлеру Гитлеру, что я уже выезжаю. Он у себя в кабинете?
– Да.
– Кто еще будет присутствовать?
Секретарша замялась, но ответила:
– Это все, что мне известно, полковник. Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер!
Эрнст отсоединился и уставился на телефон, не убирая руки с трубки.
– Дедушка, ты ботинки не надел!
Руди, до сих пор со своим рисунком, подошел сзади, посмотрел на босые дедовы ноги и засмеялся.
– Да, Руди. Мне нужно обуться. – Эрнст впился взглядом в телефон.
– Что такое, дедушка? Что случилось?
– Ничего, Руди.
– Мама говорит, у тебя завтрак остынет. |