За выходные в Амстердаме Эндрю Эйвери и Уинсент Маниелли увидели тюльпаны всех мыслимых цветов и множество прекрасных картин, пофлиртовали с круглолицыми розовощекими блондинками, стриженными под пажа (по крайней мере, флиртовал Маниелли, ведь Эйвери уже вкусил прелестей семейной жизни). Они наслаждались компанией лихого пилота ВВС Великобритании по имени Лен Ааронс, прибывшего в Голландию по некоему делу, о котором не распространялся, как и американцы о своем. Они пили кварты пива «Амстел» с крепким женевером.

Только жизнь на чужой военной базе быстро приедается. Если честно, молодые лейтенанты устали сидеть как на иголках, тревожась о Поле Шумане.

Наконец ожидание закончилось. В понедельник в десять утра двухмоторный самолет, обтекаемый, как чайка, выровнялся и сел на траву аэродрома Махтельдт близ Амстердама. На хвостовом колесе он покатил к ангару, постепенно замедляясь. Ехал зигзагом, ведь на земле поднятый нос закрывал обзор пилоту.

Гладкий серебристый самолет приближался к ним, и Эйвери помахал рукой.

– Хочу провести с ним пару раундов! – прокричал Маниелли сквозь рев моторов и свист пропеллеров.

– С кем? – уточнил Эйвери.

– С Шуманом. Поспаррингуюсь. Я наблюдал за ним, он не так хорош, как сам думает.

Эйвери глянул на сослуживца и засмеялся.

– Что?

– Да он сожрет тебя, как пачку «Крекера Джека», а подарок-вкладыш выплюнет.

– Я моложе. Я быстрее.

– Ты глупее.

Самолет подкатил к стоянке, пилот заглушил моторы. Пропеллеры, кашлянув, остановились, и наземная команда бросилась ставить колодки под колеса под большими двигателями «Пратт энд Уитни».

Лейтенанты подошли к люку. Они хотели сделать Шуману подарок, но не могли решить какой.

«Скажем, что дарим ему первый в его жизни полет на самолете», – предложил тогда Маниелли.

Эйвери возразил: «Нет, нельзя выдавать за подарок то, что для человека уже организовано».

Маниелли решил, что Эйвери говорит дело: семейные люди умеют правильно дарить подарки. В итоге они купили Шуману блок «Честерфилда», в Голландии удовольствие дорогое и редкое. Сейчас Маниелли держал блок под мышкой.

Кто-то из наземной команды подошел к двери самолета и потянул ее вниз, превратив в трап. Лейтенанты двинулись к нему, улыбаясь, но тут же встали как вкопанные: на верхнюю ступеньку вышел парень чуть за двадцать в грязной одежде. Дверной проем в самолете низкий, и парень горбился.

Он сощурился, поднес руку к глазам, заслоняя их от солнца, и спустился по трапу.

– Guten Morgen… Bitte, ich bin Georg Mattenberg, – проговорил парень, крепко обнял Эйвери и прошагал мимо, потирая глаза, словно только проснулся.

– Кто он, черт подери? – шепотом спросил Маниелли.

Эйвери пожал плечами и уставился на трап, на который вышли другие. Было их пятеро, все лет двадцати или чуть меньше, крепкие, но сонные, измученные, небритые, в рваной одежде с пятнами пота.

– Это не тот самолет! – прошептал Маниелли. – Господи, где же…

– Самолет тот, – возразил его сослуживец, озадаченный не меньше.

– Лейтенант Эйвери! – позвали с сильным немецким акцентом.

Из салона выбрался парень на несколько лет старше остальных, следом другой, моложе.

– Это я. Кто вы?

– Я ответить, потому что говорить английский лучше остальных. Я Курт Фишер, а это мой брат Ганс. – Парень засмеялся, увидев, как вытянулись лица лейтенантов. – Да-да, вы нас не ждать.