|
Разумеется, есть и тринадцатая (всякий хороший классификатор знает, что он должен прибавить к его картине еще одно число и подготовить выход из его системы), и это сам ствол древа страстей: это Унитеизм (или Гармонизм). Унитеизм есть страсть к единству, «склонность индивида согласовывать свое счастье со счастьем всех, кто его окружает, и всего рода человеческого»; эта дополнительная страсть производит Оригиналов, людей, которым неуютно в этом мире и которые не могут приспособиться к обычаям Цивилизации; стало быть, это и есть страсть самого Фурье. Унитеизм ни в коей мере не является моральной страстью, которую можно рекомендовать (любите друг друга, объединяйтесь), поскольку единство Гармонии есть комбинация, структурная игра различий; Унитеизму противостоит именно упрощенчество, порок цивилизованного духа, «использование разума при отсутствии чудесного, или чудесного при отсутствии разума»; упрощенчество «помешало бы Ньютону открыть систему природы, а Бонапарту — завоевать мир». Упрощенчество (или тоталитаризм, или монологизм) в наши дни можно считать либо цензурой Потребности, либо цензурой Желания; на что в Гармонии (в Утопии?) могла бы ответить наука, сочетающая потребность с желанием.
Числа
Авторитет Фурье, Референция, Цитата, Наука, предшествующий Дискурс, позволяющий ему говорить и самому обладать властью над «глупостью 25 ученых веков, которые об этом и не думали», есть расчет (как сегодня для нас — формализация). Этому расчету нет необходимости быть значительным или усложненным: это мелкий расчет. Отчего же мелкий? Оттого, что сколь бы последовательным он пи был (от него зависит счастье человечества), этот расчет прост. Кроме того, мелочность побеждает идеи известной услужливой любезности: мелкий расчет Фурье — просто сдвиг, открывающийся по направлению к фантасмагоричности очаровательной детали. Все происходит так, как если бы Фурье исследовал саму идею детали, как если бы он находил ее в нумерации или в безудержном разделении каждого объекта, предстающего перед его умственным взором, как если бы этот объект мгновенно внушал ему число или классификацию: это напоминает условный рефлекс, по всякому поводу включающий некое безумное число: «В Риме во времена Варрона было 278 противоречивых мнений о подлинном счастье», если же речь идет о беззаконных связях (при Цивилизации)? то для Фурье они существуют, только если он их перечисляет: «На протяжении 12 лет целибата мужчина, соответствующий среднему терму, завязал 12 связей незаконной любви, приблизительно 6 в делах прелюбодеяния и 6 в делах адюльтера и т. д.» Все служит предлогом для появления числа, oт возраста земного шара (80 000 лет) до количества человеческих качеств (1620). Фурьеристское число не округляется, и, по существу, этот факт и свидетельствует о его бредовости (небольшая проблема социо-логики: почему наше общество считает «нормальными» десятичные числа и «безумными» числа в пределах десятков? Докуда простирается нормальность?) Этот бред зачастую оправдывается еще более бредовыми причинами, с помощью которых Фурье отрицает произвольность своих расчетов или, что еще безумнее, смещает эту произвольность, обосновывая не данное число, но его эталон: рост человека в Гармонии будет 7 футов 84 дюйма; почему? мы так и не узнаем, но единица измерения торжественно обосновывается: «Не случайно я объявляю парижский королевский фут естественной мерой; он обладает таким качеством, потому что равен 32-й части высоты воды во всасывающих насосах» (здесь мы находим то внезапное скручивание синтагмы, тот анаколуф, ту дерзкую метонимию, что и составляет «очарование» Фурье: вот всасывающие насосы, сочетающиеся в пространстве нескольких слов с ростом жителя Гармонии). Число возвышает, оно является оператором славы, как треугольное число Троицы в иезуитском стиле, не потому, что оно увеличивает (это означало бы утратить зачарованность деталью), но потому, что оно совершает операцию, противоположную умножению: «следовательно, если мы разделим на 810 число 36 миллионов, которого достигает население Франции, мы обнаружим, что в этой Империи существует 45 000 индивидов, способных быть равными Гомеру, 45 000 — способных быть равными Демосфену и т. |
