Но вот два года спустя после смерти Джеральда «Пелхэм секьюрити» объявила о своем банкротстве, а эта компания была должна их банку почти двадцать миллионов долларов. Представить только, что все многолетние труды ее мужа должны пойти прахом, — все равно как эти увядшие розы на пораженных тлей кустах.

Тогда она решила действовать — и откуда только храбрость взялась! Ей удалось выяснить, что заем ненадежному клиенту выдали по распоряжению Хатчинсона Пайна. Старый напыщенный дурак. Сильвия всегда презирала его, а сейчас оставлять его на посту председателя правления было бы просто преступлением. Можно простить ему его напыщенность, но глупость — ни за что.

В тот день, когда должно было состояться заседание правления, она поднялась в шесть утра. Начала с ванной — горячей, прямо-таки обжигающей. Хорошо успокаивает нервы. Потом заставила себя позавтракать, чего обычно не делала, впихнув в рот целых два яйца и пару тостов. Что ж, решила Сильвия: пусть ока даже не раскроет со страху рта, но зато хоть не упадет перед всеми этими мужчинами в голодный обморок.

Одевалась она тогда с особой тщательностью, продумывая все детали туалета: шелковые чулки из Парижа, костюм от «Шанель» — двойная вязка, жакет и подол оторочены белой кружевной вязью. Это был любимый ее наряд — Боже, как обожал его в свое время Джеральд! Затем жемчуг, еще бабушкин, единственная ценность, пришедшая к ней от мамы. И шляпа, конечно, с низкой тульей и маленькими твердыми полями.

Одетая, она еще долго крутилась перед зеркалом, чтобы по достоинству оценить результат. Сильвия осталась довольна собой, но нашла, что выглядит чересчур худой, — после смерти мужа она заметно потеряла в весе. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь: в ее положении женщины либо сильно сдают, либо, наоборот, сильно набирают вес и становятся бесформенными. Сильвия пришла к заключению, что в общем выглядит вполне элегантно.

Да, если бы сейчас ее увидел Джеральд, он мог бы ею гордиться… Правда, его, наверно, встревожило бы то, что она собиралась предпринять.

Даже сегодня, спустя долгое время, при одном воспоминании о том дне в животе у Сильвии противно заныло. Осторожно, чтобы не напороться на шипы, срезая увядший бутон, она как бы воочию увидела зал заседаний правления, куда она вошла, встреченная хмурыми взглядами и поднятыми бровями. Она чувствовала себя так же, как однажды в детстве — ей было двенадцать лет, — когда по ошибке вошла в мужской туалет в универмаге «Александер» и увидела у стены писсуары, перед которыми стояли мужчины, держась за пенис с небрежностью, с какой мясник держит кусок колбасы. Тот же самый испуг и то же волнение, словно она ступила на запретную территорию, вход на которую разрешен лишь для мужчин.

В тот первый раз она просидела все заседание, но так и не отважилась открыть рот. Достаточно было и того, что она вообще пришла. То же случилось и во второй раз. В третий — она еще не набралась духу, но страха уже не испытывала. Сильвия даже могла, казалось ей, слышать обращенные к себе голоса членов правления: «Что, надоело сидеть дома одной и захотелось чем-нибудь заняться?» «По крайней мере, у тебя хоть есть предлог, чтобы носить дорогие наряды!» «Глупо, конечно, что ты здесь сидишь, только отвлекаешь от серьезных дел, но особого вреда в этом нету…»

«И ничего-то вы не понимали!» — посмеивалась про себя Сильвия, вспоминая, как вытянулись у присутствующих лица, когда — Боже праведный, кто бы мог подумать! — когда «эта скромняга, вдова Джеральда», вдруг заговорила.