Если поспешить, то она еще успеет позвонить Мануэлю и договориться насчет опрыскивания сада до того, как отправится на ленч с Никосом.
У него, сказал он ей по телефону, есть для нее весьма важные новости. Интересно, какие? Может статься, подумала она, испытав неожиданный укол ревности, он нашел кого-то, на ком хочет жениться? А почему, собственно, и нет? Он все еще в прекрасной форме и недурен собой. И потом, главное, — его неизменная доброта.
Конечно же, нет никаких причин, мешающих ему снова жениться. Просто… в общем… ока как-то раньше не думала об этом. Но тогда… о Боже, они перестали бы встречаться время от времени за дружеским ленчем. А она к ним так привыкла и всегда с нетерпением ждет очередного приглашения. Кончатся их походы в Оперу, заседания благотворительного комитета, на которых Никос, выручая ее, всегда садился рядом с особенно слезливым просителем — обычно таковыми были только что овдовевшие старички, беседовать с которыми у нее не хватало сил.
Милый Никос. Она ему стольким в жизни обязана. Взять хотя бы Рэйчел и его отношение к ней. Несмотря на все заверения Сильвии в обратном, Никос был твердо уверен, что это его ребенок. Однако он ни на чем не настаивал. Ни разу. Всегда оставался по отношению к Рэйчел предельно галантным и дружественным — и ничего больше. Как же могла Сильвия не быть благодарной и не платить ему той же монетой? Впрочем, не совсем той же. Есть одна вещь, которую она никогда не сделает даже ради Никоса, — никогда не расскажет ему всей правды… о Розе.
«Боже, — с ужасом думала она, — все эти годы я лгала Джеральду, а теперь вот Никосу!» — и мысль эта вонзалась в душу, как острый розовый шип.
Знай он правду, да… Никос бы горы свернул, чтобы найти свою дочь. А разве, спрашивала себя Сильвия, он не заслужил права иметь ребенка, к которому так стремилась его душа?
Видит Бог, она делала попытки рассказать ему о Розе, но всякий раз слова почему-то упорно не хотели слетать с языка. Ведь надо было думать еще и о Рэйчел. И о себе самой, не говоря уже о судьбе Розы.
Сильвия взяла корзину с радующими глаз розами — желтыми, розовыми, красными. При виде этой изысканной красоты глаза ее непроизвольно наполнились слезами.
«Бедная моя Роза! — беззвучно прошептали ее губы. — Ты не знаешь меня, между тем я думаю о тебе каждый день. Правда, уже не с прежней мукой. Жизнь была милостива ко мне, так что мне грех жаловаться. Но… дорогая моя детка… как бы мне хотелось…»
Вынув из корзинки один ярко-красный цветок, Сильвия прижала его к щеке, и сердце в груди, казалось, разорвется от боли и нежности.
Но миг слабости быстро прошел. Она выпрямилась, бросила цветок в корзинку и зашагала к дому. Похоже, она и на самом деле перегрелась на солнце, а отсюда и ее нынешнее смятение чувств.
Сейчас у нее просто нет времени на все эти переживания. Ей надо спешить. В груди опять зашевелилась тревога. Что за новости преподнесет ей Никос? Хватит с нее всяких сюрпризов, их и так чересчур много было в ее жизни.
— Ну… что ты думаешь? — спросил Никос, улыбаясь ей с площадки второго этажа дома, куда он привел Сильвию после обеда. — Кто я, по-твоему, дурак или гений? Сто тысяч долларов, которые я уже выкинул, говорят мне, что дурак.
Сильвия поднялась к Никосу на площадку по изящной винтовой лестнице старого полуразрушенного здания возле Грамерси-Парк. Осевшие ступени, по которым она шла, вызвали у нее множество вопросов. «Зачем он меня сюда привел?» — пронеслось у нее в голове. Неожиданно ей показалось, что она нашла ответ на этот вопрос. Ее взору предстала комната с обвалившимися стенами и грудами строительного мусора на полу — когда-то это была роскошная гостиная в английском стиле. |