Я мечтала о нем с детства, острее даже, чем мечтала о доме. Если не считать любви, это желание было у меня самым постоянным и поглощающим, и, как водится, первое принесло в мою жизнь за собой и второе – я до сих пор не могу до конца поверить в столь резкое везение. Мне было уже за сорок, и я повстречала, полюбила и вышла замуж за кембриджского профессора, человека невероятно умного, скромного и душевного. Иэн намного старше меня; его дом рядной застройки был от пола до потолка завален книгами. Незадолго до нашего знакомства у него умерла жена, а когда я к нему переехала, он перенес две серьезные операции. Подружились мы в первую очередь благодаря интересу к садоводству, и, когда Иэн вышел на пенсию, мы завели разговор о том, что надо бы перебраться куда то, где можно будет восстановить заброшенный сад или посадить свой. Неясно было, сколько времени нам отмерено, и посвятить хотя бы часть него созданию сада представлялось хорошей идеей.
Когда мы занимались поисками, тетя прислала мне имейл: фотография дома, увитого розами по самый водосточный желоб под крышей; когда то их сформовали так, чтобы ветки изгибались свободно, а цветы россыпью стучались в окна. С двух сторон от входа росли кусты самшита, смешно подстриженные в форме пирожных «Французские причуды» марки Mr. Kipling. Дом, основательный, квадратный, с трубой, словно сошел с моих детских рисунков, воплощая нестерпимое желание укорениться, сопровождавшее меня все эти неприкаянные годы. Я пролистала описание дома внутри и добралась до раздела, озаглавленного «Участок». «Особую привлекательность дому придает сад RHS , заложенный выдающимся садоводом Марком Румэри из Notcutts». Это уже интереснее! О Марке Румэри я не слышала, но о знаменитом саффолкском питомнике Notcutts знала, они нередко завоевывали медали на фестивалях в Челси.
Мы отправились смотреть участок в январе 2020 года, проехав через несколько деревушек Саффолка почти до побережья. С каждой милей ландшафт становился всё менее рельефным, а небо как будто всё больше наполнялось светом. Мы прибыли так рано, что я успела, поглядывая на часы, подкрепиться тостом с яйцами пашот в кафе напротив. С улицы сада видно не было. Наверное, он прячется позади дома. Я увидела его, едва открылась входная дверь. На другом конце длинного сумрачного коридора оказалась еще одна дверь, стеклянная. Сквозь нее в дом врывалась свежая волна света.
Деревья стояли без листьев. Сад был окружен стеной из нежно рыжего саффолкского кирпича, по которой ползли и переплетались друг с другом разнообразные вьющиеся растения: глициния, клематис, зимний жасмин, каприфоль, не говоря уже о бастионах и лентах плюща. Всё это было неухоженным и разросшимся, но даже мельком я заметила всякую необычную растительность: похожие на стружки лимонной цедры цветки гамамелиса издавали терпкий, гипнотический аромат; ни с чем нельзя было спутать черные бутоны древовидных пионов. Дверь в дальней стене вела в викторианский каретный сарай, теперь служивший гаражом. За сараем был денник, где стояли железные ясли – точь в точь такие же, как в «Детях из Грин Ноу», в которых Толли оставляет кусочки сахара для коня призрака Фесте. В сарае с инструментами владелец показал мне фартук самого Марка Румэри, так и оставшийся висеть на крючке и покрывшийся паутиной.
Участок занимал меньше трети акра, но казался значительно просторнее, поскольку его так искусно разделяли изгороди, буковая и тисовая, что не получалось обозреть весь сад целиком и нужно было проходить сквозь разные двери и арки, попадая в очередные потайные уголки. В одном из них был приподнятый пруд в форме четырехлистника, а другой казался совершенно заброшенным, с прогнившими фруктовыми деревьями, среди которых – мушмула. Я знала о таком дереве только по смешному месту из «Ромео и Джульетты» Шекспира, где девицы называют плоды мушмулы «раскрытыми задницами» . На земле после когда то устроенной здесь свадьбы так и остался валяться круглый тент, через который проросли крапива и наперстянка. |