— Ты с самого начала, с первой фразы, с первого звука мне всё расскажи, — потребовала Софья. — И не дергайся, не паникуй! Сейчас что-нибудь придумаем.

— Я не уверена, что мы сейчас что-нибудь придумаем, — сказала убитым голосом Оксана. — Понимаю, что меня могли снимать, записывать, следить за мной в Анталии. Это мне ясно. Одного не могу понять: откуда он мог знать, что я сделала аборт от турка? Об этом знали только ты и я.

— Ты сдурела?! На меня думаешь? Кто тебе делал аборт? Я? А кто анестезию? А сколько человек видели тебя в больнице? А кто тебя отвозил и забирал оттуда? Ты думаешь все такие слепоглухонемые?

— Да не в этом дело! Кто мог знать, кроме тебя, что я залетела не от мужа и поэтому не стала рожать? Ты сама знаешь, как Виктор хочет малыша. Просто как помешанный. Особенно сейчас, когда приближается к полувековому рубежу, когда сын вырос. Через день заводит разговор о моем последнем шансе родить ему дочку. Утверждает, что за границей в сорок рожать не боятся. Обещает мне такие подарки за ребенка — не поверишь!

— А чем тебя еще можно удивить?

— Да практически ничем. Говорит: «Ты только роди — я тебе кучу нянек обеспечу, всё, что пожелаешь, сделаю для тебя».

— Ну и роди! Блин, жаль, что прямо сейчас нельзя! Слушай, а ты сейчас не беременна, случайно?

— Случайно — нет. Ты что, обалдела? Так вот, я не могу понять, откуда они узнали, что я делала аборт от Тамира? — продолжила Оксана.

— Да таких вещей никто не может знать. Это всё домыслы. Он взял тебя на пушку, а ты повелась. Другое дело, что этот аборт может сильно пошатнуть ваши отношения с Виктором. Вот об этом надо подумать заранее. Нужно срочно поехать в больницу и дать людям денег за молчание.

— Не собираюсь я никуда ехать и тем более — кому-то давать деньги. У меня железное алиби, и Виктор знает обо всем. Я, как вернулась, якобы подхватила сильнейший грипп, лежала с температурой под сорок и врачи мне сказали, что рожать опасно. Ребенок мог родиться с отклонениями. Мне врачи так и сказали: «Ваш ребенок может родиться либо физически, либо умственно недоразвитым». И мы всё это с Виктором обсуждали. Ему и в голову не пришло, что я после поездки забеременела. Да и я сообщила о своей беременности только спустя полтора месяца. Кто там разберет, когда это произошло? То ли двадцать пятого августа — с турком, то ли двадцать шестого — с мужем?

— Да, он у тебя в таком сумасшедшем ритме живет, что даже не заметил бы, что ребенок не его. Виктор тоже смуглый и кареглазый, — рассмеялась Софья.

— Это мой любимый типаж, я постоянна в своем выборе, — улыбнулась Оксана.

— Ну вот, значит, не всё так страшно — ты уже улыбаешься, — подняла бокал Софья.

— Да, после выпитого виски не так страшно, но выхода я пока не вижу.

— Выход, подруга, всегда там, где и вход. Давай по порядку. Я до сих пор не слышала подробностей диалога.

— Не было диалога. Я только сказала «алло», а потом говорил только он — быстро, четко, профессионально. Я даже его представила — в такой, синей рубашке и в галстуке, с кожаной папкой в руках. Добросовестный офисный работник. В его голосе не было ни издевательства, ни превосходства — интеллигентно так и вежливо. И поэтому очень страшно. Я поняла, что это очень серьезно. Это не мелкий шантажист — это акула. Я чувствую, что уже наполовину проглочена, а что делать, не знаю.

— Ты мне скажи, что конкретно он знает?

— Я поняла, что всё.

— Как ты поняла из такого короткого разговора?

— Не знаю, как тебе это объяснить.