В день Рождества офицеры обслуживали рядовых, а рядовые получали право звать офицеров по именам - кому как захочется! Майкл только фыркал, слушая обрушившиеся на приятелей изощрённые гадости.
Одна кружка пива сменяла другую, причем всё быстрее и быстрее. Вечеринка становилась все более разнузданной. В конце концов, дело закончилось другой традицией, по которой в офицеров полетели стулья, и те позорно бежали.
Затем они отправились в сержантскую столовую, где любой из сержантов имел право плеснуть джина в офицерскую кружку с пивом. Там наши герои так накачались, что на утро никто не мог вспомнить, как оказался на базе.
Кстати, за эту безобразную оргию никого не наказали. Командование решило закрыть глаза на развлечения истребительного состава, ведь никто не мог предсказать, кто из них встретит следующее Рождество!
В ту ночь отличился и Пендлтон. О его злоключениях, захлебываясь от смеха, по секрету рассказывали друг другу пилоты их эскадрильи.
Пендлтон крепко надрался, и по прибытии на базу никак не мог попасть в свою комнату в офицерском общежитии. Пока майор на ощупь пробирался по коридору, ему один за другим попались пять, висящих на стенах, огнетушителей. И те, прямо-таки нагло и назойливо, сами влезли ему в руки!
Причем, редкостный случай - сработали, как на грех, все пять, залив и майора, и ковры омерзительной пеной. Оказавшийся беззащитным перед таким коварным 'нападением', Пендлтон решил сражаться до конца. Он срывал со стен и лихо выбрасывал шипящих и изрыгающих пену 'драконов' из окон. Опять-таки, пять огнетушителей - пять разбитых с оглушительным грохотом стекольных рам!
Кое-кто из испуганных обитателей общежития даже решил, что это какая-то особо изощренная диверсия немцев, и перед зданием оказалась кучка испуганно озирающих небо полураздетых пилотов.
Окончилось все это так же комично, как и начиналось - его таинственное начальство секретным приказом запретило майору пить до конца войны. И секретность приказа настолько строго соблюдалась, что вслед майору смеялись даже беспризорные собаки. Эти закормленные пилотами псины вяло шлялись по аэродрому в любое время суток, почему-то считая его площадкой для выгула собак особо трудной судьбы.
А на следующий день был Сочельник.
В обычные дни пилотам было запрещено выпивать накануне вылетов, но на праздники это правило не распространялось. С трудом очухавшись, с дико трещавшими с похмелья головами, и под гневным взглядом трезвенника Мэнсона, его звено мужественно дежурило на аэродроме, молясь в хмурое небо, чтобы каким-нибудь совсем уж пакостным фрицам не пришло в голову прогуляться до Англии. И небо сжалилось над ними, ниспослав снег и сильный ветер.
Ворчащий себе под нос нечто нелицеприятное Мэнсон несколько раз проветривал помещение, но все равно пришедшие в файф-о-клок девушки с чаем недовольно сморщили свои носики.
При виде румяных щечек пилоты дружно выдохнули перегар и бодро встретили их широкими улыбками и праздничными поздравлениями.
Майкл уныло листал журналы и прислушивался к радио - там пела любимица англичан Вера Линн:
'...И снова голубые птицы
Будут летать над белыми скалами Дувра.
Ты увидишь это завтра, поверь мне...'
Так-то оно так! Но Памела не позвонила.
Парни собирались этим вечером продолжить гуляние и встретить Рождество в городке в обществе приехавших на праздник жен и подружек, а вот у Майкла не было никакого желания вновь упиваться пивом до невменяемого состояния.
Он впервые за эти сумасшедшие месяцы сильно заскучал по дому. Сейчас в Коннектикуте царит праздничная суматоха - домашние складывают подарки под наряженной елью, бегают и радостно шалят в ожидании сладостей его малыши.
Два дня назад из дома пришла посылка - помимо привычных сигарет и жевательной резинки, ему прислали подарки. Он получил фляжку коньяка от Фредди, бритвенный набор от отца, одеколон от тети Мэйбл, пуловер от Эвис, вязаные носки и нарядную рождественскую открытку от тети Сары. |