На мост въехал всадник в коротком сером плаще, стянутом серебряной пряжкой, облегающем вамсе и шапероне* [Популярный в средневековье головной убор. Мог иметь форму чалмы, шапки, тюрбана и т. д. Как правило, имел длинный «хвост», т.е. тирипипу (tiripipa).] с длинным, опускающимся на плечо хвостом.

— Как только солнце поднимется над верхушкой той вон ели, — громко проговорил всадник, распрямляя в седле вороного жеребца свою отнюдь не могучую фигуру, — я пущу Вельзевула следом за вами, мразь. Воспользуйтесь предоставленным вам временем, негодяи. Останавливаться не рекомендую.

Повторять дважды не пришлось. Бандиты тут же помчались к лесу, хромая, охая и трусливо оглядываясь. Вельзевул, словно зная, чем сумеет их особенно напугать, глядел не на них, а на солнце и верхушку ели.

Всадник подъехал ближе, с высоты седла присмотрелся к еврею, Дороте Фабер и Рейневану, который в этот момент как раз поднимался, ощупывая ребра и стирая кровь с носа. Особенно внимательно наездник присматривался к Рейневану, что не укрылось от внимания юноши.

— Ну-ну, — сказал ездок наконец, — классическая ситуация. Ну, прямо как в сказке: болотце, мост, поломанное колесо, неприятности. И помощь как по мановению волшебной палочки. Уж не призывали ли кого? Не испугаетесь, если я достану цирографы и велю их подписать?

— Нет, — ответил рабби. — Не та сказка.

Всадник хохотнул.

— Я — Урбан Горн, — продолжая смотреть прямо на Рейневана, сказал он. — Так кому ж мы с моим Вельзевулом помогли?

— Я — рабби Хирам бен Элиезер из Бжега.

— Я — Дорота Фабер.

— Я — Ланселот с Телеги. — Рейневан, несмотря на все, не очень-то доверял нежданному помощнику.

Урбан Горн снова фыркнул, пожал плечами.

— Полагаю, путь держите в сторону Стшелина. Я обогнал на тракте человека, направляющегося туда же. Ежели позволите посоветовать, вам лучше было бы попросить его подвезти вас, чем тут до ночи торчать со сломанной осью. Лучше. И безопасней.

Рабби Хирам бен Элиезер окинул свой экипаж тоскливым взглядом, но, кивнув, согласился с незнакомцем.

— А теперь, — тот взглянул на лес, на верхушку ели, — прощайте. Дела зовут.

— А я думал, — рискнул Рейневан, — что вы их просто пугали...

Всадник глянул ему в глаза, и взгляд у него был холодный. Прямо-таки ледяной.

— Пугал, — признался он. — Но я, Ланселот, никогда не пугаю впустую.

Путником, о котором упомянул Урбан Горн, был священник, едущий на солидной телеге толстячок с глубоко выбритой тонзурой, одетый в плащ, отороченный хорьковым мехом.

Священник остановил лошадь, не слезая с козел выслушал рассказ, оглядел повозку со сломанной осью, внимательно рассмотрел каждого из трех просителей и наконец уразумел, о чем эти просители покорнейше просят.

— Значит, что? — спросил он наконец очень недоверчиво. — В Стшелин? На моей телеге?

Просители приняли позы еще более просящие.

— Я — Филипп Гранчишек из Олавы, приходской священник церкви Утешения Божьей Матери, добрый христианин и католическое духовное лицо, должен взять на телегу жида? Проститутку? И бродягу?

Рейневан, Дорота Фабер и рабби Хирам бен Элиезер переглянулись, а мины у них были, прямо сказать, сконфуженные.

— Садитесь, — наконец сухо сказал священник, — потому как я был бы последним чулем, если б вас не взял.

Не прошло и часа, как перед тянувшим телегу священника буланым мерином возник Вельзевул, искрящийся от росы. А чуть позже на тракте показался Урбан Горн на своем вороном.

— Поеду с вами до Стшелина, — запросто бросил он, — натурально, если вы не возражаете.