Играют они уже все Рождество в одно и то же, в опричников и столбовых. «Столбовые» усадьбу построили из снега, засели в ней. «Опричники» их обступили: «Слово и Дело!» «Столбовые» откупаются сосульками. Как токмко сосульки кончаются — «опричники» на приступ усадьбу «столбовых» берут. Вот и сейчас в усадьбу снежки полетели, засвистали «опричники», заулюлюкали:
— Гойда! Гойда!
Идет мимо битвы Марфушенька. В спину ей снежок попадает:
— Марфа, айда с нами лупиться!
Останавливается Марфуша. Подбегают к ней раскрасневшиеся Светка с Томилой:
— Куда прешь?
— Хлеба к завтраку купить надобно.
Шмыгает носом узкоглазый Томило:
— Слыхала, на Вспольном мальчишки по-матерному ругаются. На «х» и на «п».
— Ничего себе! — качает головой Марфуша. — А кто донес?
— Сашка-голубятник. Он Сереге позвонил, а Серега отцу своему. Тот — сразу в околоток.
— Молодцы.
— Сыграй с нами один круг! Будешь княгиней Бобринской.
— Не могу. Родители ждут.
Пошла дальше Марфуша.
Из двора выйдя, направилась в лавку Хопрова. Красиво украшена лавка — у входа две елки наряженные стоят, окна все живыми снежинками переливаются, в углу витрины — Дед Мороз со Снегурочкой в санях ледяных едут. Входит Марфуша в лавку, звякает колокольчик медный. А в лавке уж очередь стоит, но небольшая, человек тридцать. Встала Марфуша за каким-то дедом в ватнике китайском, на витрину уставилась. А там, под стеклом лежит все, чем торговать положено: мясо с косточками и без, утки и куры, колбаса вареная и копченая, молоко цельное и кислое, масло коровье и постное, конфеты «Мишка косолапый» и «Мишка на севере». А еще водка ржаная и пшеничная, сигареты «Родина» и папиросы «Россия», повидло сливовое и яблочное, пряники мятные и простые, сухари с изюмом и без, сахар-песок и кусковой, крупа пшенная и гречневая, хлеб белый и черный. Да, придется ради хлеба и папирос дедушкиных всю очередь отстоять. Вдруг, слышит Марфуша в очереди голосок знакомый:
— Полфунта кускового, ковригу черного, четвертинку «Ржаной» и повидла яблочного на гривенник.
Зинка Шмерлина из третьего подъезда. Марфуша сразу к ней:
— Зин, возьми хлеба да папирос.
Черноглазая и черноволосая Зинка нехотя рубль у Марфуши берет. И сразу же очередь оживает:
— А ты чего, торопыха, постоять не можешь?
— Куда без очереди! Не отпускайте ей!
— Нам тоже токмо хлеба купить!
— Ишь, проныра!
Но за прилавком нынче сам Хопров стоит, а он детишек любит:
— Ладно вам, собачиться! Не обижайте девку. Куда торопитесь? Все одно завтра на работу пойдете.
Широк хозяин лавки туловом, высок, окладист бородою рыжей, одет в косоворотку красную да в душегрейку овечью. Отпускает Хопров своими руками большими Марфуше папирос и хлеба, сдает сдачу, подмигивает маленьким, жиром заплывшим глазом:
— Лети, стрекоза!
Выходят Марфуша с Зиной из лавки. Зина из семьи небогатой, неблагополучной: отец у нее хоть и мастер по теплым роботам, а пьет горькую. А маманя вообще работать не желает. Поэтому и одета Зина бедно — валенки худые, ватник латанный, шапка хоть и песцовая, да старая, заношенная, по всему видать от старшей сестры Тамары досталась.
— Ты на Красную с Тамарой пойдешь? — спрашивает Марфуша, пакет с хлебом поудобнее перехватывая.
— Не-а, — мотает головой Зина. — Тамарка-дура таперича в Коломне, едет оттудова ночным. Мы с Васькой пойдем.
Вася — младший братик Зины. |