Индейцы — это воины. Война — их главная забава и главное занятие. Наши люди смотрят с восхищением на всяких разных атлетов, но индеец сберегает свое уважение только для воинов. И у индейца скальп женщины или ребенка идет в счет ничуть не хуже, чем скальп мужчины.

Наш образ мысли полагает такое злом — ну, а у него образ мыслей совсем другой.

Индеец, до прихода на запад белого человека, был чистоплотнее, чем белый. Он часто купался, и только когда принесенная белым выпивка и нищета сломили его, забыл старые обычаи. Но для индейского воина постыдны и позорны слюнявые разговоры о бедных индейцах. Он сильный, гордый и способен сам справляться со своими осложнениями.

А у нас осложнения начались только в воскресенье.

Воскресенье было для нас спокойным днем. Кэп возился с оленьими и лосиными шкурами — мездрил и дубил, а я почистил оружие, наловил на обед форели и устроился под деревом изучать Блэкстона.

День был теплый, ленивый, солнечные лучи посверкивали на поверхности воды в речке, легкий ветерок едва шелестел в соснах над головой. Время от времени я отвлекался от чтения, и мысли убегали в ту самую долину. Если я и в самом деле собираюсь выбраться туда и добыть золота, то нужно найти другой путь, поудобнее, пока не лег снег и не закрыл тропы.

— Телл… — проговорил негромко Кэп. Я поднялся и подошел к нему. Он смотрел вверх, между деревьями. На склоне над тем местом, где мы разбили город, появились четыре всадника. Они повернули в нашу сторону, и я вытащил свою подзорную трубу. Ни один из них не показался мне знакомым. Я наблюдал, как они едут гуськом, и увидел, что замыкающий наездник вытащил и проверил револьвер.

Они выехали на нашу террасу ярдах в пятидесяти, перевели лошадей на шаг, а потом и вовсе остановились, увидев кораль с лошадьми и дымок нашего костра. Поглядели и двинулись к нам.

На мне была старая форменная шляпа армии Соединенных Штатов, выцветшая синяя армейская рубашка и джинсы, а поверх них — пояс с револьвером. Когда они приблизились, я взял в руки винчестер, и мы с Кэпом поднялись им навстречу.

— Приятная встреча, — сказал я. — Нечасто у нас появляются посетители.

— Судя по размеченной под город площадке, вы, похоже, ждете их во множестве, — сказал один из них. — На черта человеку строить здесь город?

— Ну, сэр, — сказал я, — у нас свое мнение. Мы с Кэпом Раунтри любим пройтись по городу вечерком, когда все дела сделаны. Поблизости тут города нет, ну, так мы решили построить свой собственный. Разбили площадку и начали валить лес. А после провели выборы.

— Выборы?!

— Городу положено иметь мэра. Мы единогласным волеизъявлением всего населения выбрали Кэпа. Кэпу раньше не доводилось быть мэром, да и город этот никогда мэра не имел. Вот они и начнут вместе.

Вот так я болтал, а сам внимательно осматривал их. Один сидел на лошади с тавром в виде подчеркнутого снизу камертона. Хозяин этого ранчо называл свое клеймо «камертон с чертой», но люди, знакомые с нравами и обычаями этой команды, звали его «Руки вверх и раскошеливайся», потому что именно так приходилось поступать человеку, надумавшему проехать через их территорию. Человек, сидящий на этой лошади, был крупный, широколицый, с густыми светлыми волосами. Он, не отрываясь, смотрел на меня и на остатки моей армейской формы.

Еще там был сутуловатый человек с прищуренными черными глазами, и коренастый, почти квадратный, с открытым приветливым лицом, и еще толстяк с круглым лицом — круглым и твердым как камень.

— Вы, должно быть, гордитесь этой формой, — сказал крупный. — Война-то давным-давно закончилась.

— Не хватает денег купить другую одежку, вот и не получается никак эту выбросить.