— В том числе и соединения мышьяка?

— В том числе и соединения мышьяка, — повторил Ашкенази.

— Вы сами назначили Цингеру это лечение?

— А кто же еще? — удивился врач. — Впрочем… У меня вот записано, что год назад Цингер жаловался еще и на… Неважно, на что именно, это к делу не относится. И я назначил ему лечение… Да, там есть микродозы мышьяка, и если принимать препарат в течение длительного времени, то может выработаться невосприимчивость к довольно большим дозам. Но я выписал Цингеру только один рецепт, этого мало для того, о чем вы говорите.

— Спасибо, доктор, — от души поблагодарил Беркович и принялся обзванивать гомеопатические аптеки, которых в районе Гуш-Дана оказалось так много, что освободился старший инспектор лишь к концу рабочего дня. С листком бумаги он спустился в лабораторию, надеясь застать Хана на рабочем месте.

— У тебя уставший вид, — констатировал эксперт.

— Зато я все теперь знаю! — воскликнул Беркович. — В течение последнего года Цингер принимал гомеопатический препарат, выработавший у него нечувствительность к соединениям мышьяка. Дозу, которая убила бы любого, он мог спокойно проглотить и почувствовать в худшем случае рези в желудке. И, похоже, рецепты он подделывал, потому что гомеопат выписал ему всего лишь один курс на три месяца!

— Я же говорил! — воскликнул Хан в возбуждении. — Значит, свое преступление он замыслил год назад?

— А может, еще раньше, — кивнул Беркович. — Зарубежные дела Хаузера Цингер вел шесть лет и, должно быть, хорошо преуспел.

— Как ты собираешься его уличить? — деловито осведомился Хан. — Угостишь мышьяком и посмотришь, чем дело кончится?

— Надо бы поступить именно так… — пробормотал Беркович. — Но если я это сделаю, то должности мне не видать, как своих ушей.

— Какой должности? — спросил Хан.

— Да вот ходят слухи, что меня прочат на место майора Зихрони…

— Замечательно! — воскликнул Хан. — Да, ты прав, угощать Цингера мышьяком было бы неосмотрительно. Ничего, я и по составу крови определю, насколько этот тип восприимчив к ядам. Приводи его ко мне, буду рад познакомиться!

— Мотив и способ, — бормотал под нос Беркович, возвращаясь в тот вечер домой. — Как бы теперь заставить этого типа признаться?

Признание, конечно, не королева доказательств, но если улики косвенные, без признания подозреваемого не обойтись.

На следующий день старший инспектор отправился в поликлинику той больничной кассы, членом которой был Цингер, и, дождавшись полудня, когда последний больной вышел из кабинета врача Перельмана, открыл дверь кабинета.

— Полиция? — удивился Перельман. — Что случилось?

— Пара вопросов, доктор, — сказал Беркович, усевшись на стул.

— Если речь пойдет о вопросах, требующих сохранения врачебной тайны… — начал Перельман.

— Какие нынче щепетильные врачи пошли! — воскликнул Беркович. — Говорил я недавно с одним… Впрочем, вы правы, конечно, и о деликатных вещах мы разговаривать не станем. Но ведь анализ крови одного из ваших пациентов не является конфиденциальной информацией?

— Ну… Думаю, нет, хотя, смотря…

— Давно ли Шай Цингер делал последний раз анализ крови, и каким оказался результат?

— Ну, это, конечно… Хотя непонятно, какое дело полиции до анализа крови пациента? Он что, вел машину в нетрезвом виде?

— Нетрезвый вид в некотором смысле имел место, — подтвердил Беркович.