Затем он позвал хозяина харчевни и сказал ему:

— Приятель, вот филиппдор за то, что я ввел тебя в расход.

Хозяин отвесил поклон.

— Ну а теперь, — продолжал молодой кабальеро, — если дон Иньиго Веласко де Гаро спросит тебя, кто заказал для него обед, скажешь, что приезжий, чье имя тебе неведомо. Если донья Флор спросит тебя, кто сделал для нее дорожку из цветов, кто преподносит ей букет, кто курил благовония, ответишь ей, что все это сделал гонец любви дон Рамиро де Авила.

И, вскочив на своего прекрасного коня, которого держал под уздцы mozuelo, он вихрем вылетел со двора таверны и галопом продолжал путь по направлению к Гранаде.

III

ДОН ИНЬИГО ВЕЛАСКО ДЕ ГАРО

Красавица, пасущая козочку, оставалась в глубине одного из ущелий, уже упомянутых нами, и не могла видеть, как молодой всадник попал на постоялый двор, как выехал оттуда, зато она, казалось, настороженно прислушивалась и все ждала, не донесутся ли до нее какие-нибудь звуки, не удастся ли угадать по ним, что же там происходит, и не раз устремляла ввысь недоуменный взгляд своих прелестных глаз, будто удивляясь, почему появление такого нарядного и богатого дворянина обошлось без бурных происшествий.

Разумеется, не слыша здесь, за пригорком, разговора путешественника с хозяином таверны, она даже не догадывалась, из-за каких сугубо эгоистических замыслов завсегдатаев таверны поклоннику прекрасной доньи Флор суждено было остаться целым и невредимым.

Надо сказать, что в тот миг, когда дон Рамиро де Авила, отдав все распоряжения и подготовив таверну «У мавританского короля» к достойной встрече дона Иньиго Веласко и его дочери, стремглав выехал за ворота и помчался по дороге в Гранаду, перед взором юной цыганки возник авангард отряда, прибытие которого было возвещено щёголем-квартирмейстером.

Отряд этот состоял из трех частей, отличных друг от друга.

Первая, авангард, как мы сказали выше, уже вырисовывалась на западном склоне невысокой горы и была представлена одним-единственным человеком — слугой дона Иньиго Веласко, подобного сицилийским campieri — слугам в мирное время и воинам в часы опасности; одет он был то ли в ливрею, то ли в мундир, сбоку прикрыт длинным щитом и держал прямо, как копье, прикладом к колену, аркебузу с горящим фитилем, что не оставляло сомнения: отряд даст отпор, если на него нападут.

Главное звено отряда, старик лет шестидесяти — шестидесяти пяти и девушка лет шестнадцати — восемнадцати, двигалось шагах в тридцати позади авангарда.

Замыкал цепочку арьергард, который двигался на таком же расстоянии от них, что и верховой, указывавший дорогу; в него входили двое слуг со щитом на боку, вооруженные дымящимися аркебузами.

Итак, всего двое господ и трое слуг.

В нашем повествовании слугам уготовано весьма скромное место, зато главные роли суждено играть их господам, поэтому да будет нам позволено обойти молчанием господ Нуньеса, Камачо и Торрибио, чтобы уделить особое внимание дону Иньиго Веласко де Гаро и его дочери, донье Флор.

Дон Иньиго Веласко, как мы уже говорили, был старик шестидесяти — шестидесяти пяти лет, хотя слово «старик» вряд ли подходит человеку пусть и преклонных лет, но моложавому.

В самом деле, и борода, едва тронутая сединой, и длинные волосы во вкусе Филиппа Красивого и Фердинанда Католика, чуть посеребренные инеем, подходили человеку пятидесяти — пятидесяти пяти лет, не больше.

Однако ж, на свою беду, как и все те, у кого была достославная молодость, он не мог скрыть своего возраста, ибо часто, в разные времена, оставлял глубокий след в истории своей страны. В тридцать лет дон Иньиго Веласко, носивший одну из знаменитейших фамилий, наследник одной из богатейших семей Кастилии, воспылал страстью к приключениям, поскольку полюбил девушку, на которой не мог жениться, ибо отец доньи Мерседес де Мендо (так звали эту королеву красоты) был врагом его отца и оба поклялись в вечной ненависти; итак, повторяем, в тридцать лет дон Иньиго Веласко, — а наставником его был отец Марчена, то есть один из первых священников, кто, рискуя пойти наперекор Священному писанию, согласился с предположением Христофора Колумба о том, что земля круглая, — итак, дон Иньиго тоже пришел к этой мысли и скорее от отчаяния, нежели из убежденности, стал последователем теории генуэзского мореплавателя, содействуя его замыслам.