Сначала он следил за толпой рассеянным взглядом человека, занятого более важными раздумьями; затем он внимательнее пригляделся к шумной ватаге и спросил, что означает вся эта суматоха.
И тут он узнал, что некий идальго, о поимке которого был оглашен указ, не сдался страже, а убежал и скрылся в башне Вела, где яростно защищается от нападающих.
Первое, что должно было прийти в голову дону Иньиго (и оно действительно пришло), была мысль о том, что этот идальго — дон Фернандо. Не теряя ни минуты, верховный судья бросился к башне.
Чем выше поднималась толпа к Альгамбре, тем она становилась все многолюднее и шумнее. Наконец дон Иньиго вышел на площадь Лос-Альхибес.
Там-то и происходило главное: точно взбаламученное, разбушевавшееся море, народ осаждал башню Вела.
Порою люди расступались и пропускали раненого, зажимавшего рану рукою, а то выносили и убитого.
Верховный судья навел справки, и вот что он узнал.
Беглеца с криками преследовали пять-шесть молодых дворян; изнемогая, он укрылся в башне и стал ждать преследователей.
И тут завязалась ожесточенная борьба не на жизнь, а на смерть. Быть может, он справился бы с пятью-шестью противниками, но на крики преследователей, звон шпаг, угрозы осаждающих поспешили солдаты дворцовой стражи и, узнав, что это и есть тот идальго, кого повелел арестовать сам король, присоединились к нападающим.
Дон Фернандо — ибо это был он — встал на узкой винтовой лестнице, что вела на плоскую крышу (там ему было легко обороняться); он бился, продвигаясь со ступени на ступень, и на каждую падал еще один раненый.
Сражение длилось уже с час, когда подошел дон Иньиго; он был встревожен, хотя еще рассчитывал, что это не Фернандо, а кто-то другой, однако скоро понял, что обманулся в своей надежде.
Не успел он войти в башню, как среди шума раздался зычный голос:
— А ну, трусы, вперед! Я один против всех вас! Я знаю, что расстанусь с жизнью. Но плата за нее велика, а убил я еще мало!
Конечно, это был он!
Предоставить событиям идти своим ходом — значило обречь дона Фернандо на верную смерть, как сказал он сам.
Конец был близок и неизбежен. Но если бы дону Иньиго удалось арестовать его, то осталась бы последняя надежда на помилование, надежда, поддерживаемая в осужденном любовью матери и милосердием короля.
Итак, дон Иньиго решил прежде всего прекратить побоище.
— Остановитесь! — крикнул он, обращаясь к преследователям. — Я дон Иньиго, верховный судья Андалусии, и пришел от имени короля дона Карлоса.
Но не так-то легко было усмирить ярость двадцати воинов, не сумевших одолеть одного.
— Смерть ему! Смерть! — повторяли несколько человек, и тут же раздался отчаянный вопль и послышался шум — по ступеням катилось тело убитого: шпага Фернандо поразила новую жертву.
— Слышите меня? — еще громче закричал дон Иньиго. — Повторяю: я верховный судья и пришел сюда от имени короля!
— Ну нет! — возразил один из нападающих. — Пусть уж король предоставит нам самим творить суд, и наш суд будет правым.
— Сеньоры, сеньоры! Опомнитесь! — взывал дон Иньиго, хотевший одного — отвести опасность от беглеца.
— Да что вам в конце концов от нас нужно? — спросили нападающие.
— Чтобы мне дали возможность подняться в башню!
— Для чего?
— Чтобы отобрать у мятежника шпагу.
— Пусть будет по-вашему! Любопытное будет зрелище! Давайте пропустим его.
— Ну, что же? Вы колеблетесь, отступаете? Эх вы, мерзавцы, трусы! — бушевал дон Фернандо.
И снова раздался вопль, — значит, его шпага снова вонзилась в живую человеческую плоть. |