— Я те говорю, — хрипло уверял Вадима охранник, — мое дело сидеть в дежурке. На хрена бы я шлялся по коридорам! Да и вообще, мне эта Клязьмина не уперлась, в натуре, чтобы я за ней бегал!

— Я же не спрашиваю, бегал ты за актрисой или не бегал, — следователь изо всех сил старался быть терпеливым, — я тебя спросил, не проходил ли здесь кто-нибудь подозрительный? Или, может быть, незнакомый?

— Незнакомый? — усмехнулся Лелик. — Да я уже каждого человечка в этом гребаном театре в лицо знаю!

— А Ганин? Илья Ганин не проходил?

— Не-ет, — Лелик задумался. — Да вообще никто не проходил.

— И никто ничего подозрительного не видел? — Терещенко обратился к остальным.

Бабушки-гардеробщицы только заохали. Палыч смущенно крякнул.

— Ну? — Вадим тронул его за рукав ватника.

— Да я это, пошел в каморку…

— Зачем?

— Да это… там у меня…

— Бутылка там у него заныкана, — ворчливо ответила за Палыча гардеробщица.

— Так, пошли вы, значит, за бутылкой…

— Ну да, — подтвердил тот и поспешно продолжил, чтобы не акцентировать внимание следствия на своем позорном пристрастии к алкоголю, — мне в каморку нужно через задний двор идти, там, где технические ворота. Смотрю из дверей, тех, что в коридор за сценой ведут, отец Гиви выходит. Увидел меня, удивился даже почему-то. Вроде как не должен я тут находиться, — Палыч важно хлюпнул носом.

— Может, он испугался? — попытался помочь дворнику Вадим.

— Как же, испугается он! — вздохнула гардеробщица. — Он только и может, что настроение людям поганить! Иду вчера, а он как крикнет на ухо: «Раскаяние великое!» — и шасть в служебный коридор. Я едва заснула ночью.

— А в каком часу это было? — оживился следователь.

— Заснула-то, может, в полночь… — задумалась старушка. — Нет, может, и позже даже. Я ж говорю, напугал меня бес этот.

— Гуру святой! — сурово взревел Лелик.

Никто не решился с ним спорить.

— Да нет, я про отца Гиви, — в голосе Терещенко послышалось глухое отчаяние. — Когда вы его встретили?

— Валь, мы чай-то попили уже, кажется? — спросила гардеробщица у коллеги. Та неопределенно хмыкнула. — Ну так где-то в три, может, в четыре…

— А вы когда встретили отца Гиви? — обратился он к Палычу.

— Ну… темнеть начало. Наверное, тоже часу в четвертом…

— И больше никто из вас никого не видел?

— Да нет… — разом ответили присутствующие. — Рабочие носились по коридорам, как угорелые. Что-то там у них не ладилось, в зале, кажется…

Алене стало жаль Вадима, она прибавила ходу и решительно направилась к беседующим. Увидев ее, следователь прямо-таки по-детски просиял и, с облегчением покинув опрашиваемых, ринулся ей навстречу.

— Слушай, у меня к тебе дело, — без предисловий начала она.

— Хорошее или такое же занудное, как то, которым я только что занимался? — он улыбнулся и, обняв ее, повел вверх по лестнице.

— Ты меня недооцениваешь.