Маликшах звал его ата — отец, что означало крайнюю почтительность, остальные — Низамом Эль-Мульком, что в переводе означает «царский приказ». Никогда еще прозвище не являлось столь заслуженным. Всякий раз, как к юному султану приближался знатный гость, он взглядом спрашивал своего визиря, как ему себя вести — радушно или сдержанно, доверчиво либо настороженно, внимательно либо рассеянно, и тот незаметно подавал ему знак.

Делегация из Самарканда распростерлась у ног Малик-шаха — все сто двадцать человек, он снисходительно покивал, затем часть самаркандцев, сплошь почтенные люди, направилась к визирю. Низам держал себя бесстрастно и никак не выдавал своего настроя, хотя и смотрел на них и слушал. Он вообще брал не горлом, а действовал как кукловод, заставляя других точными, рассчитанными действиями исполнять его желания. В этом-то и состояло его всесилие. О его умении ничего не сказать ходили легенды. Нередко посетитель битый час проводил у него, так и не удостоившись иных слов, кроме приветственных и прощальных. Да и являлись к нему не только затем, чтобы о чем-то договориться, очень часто — чтобы подтвердить свою лояльность, развеять его подозрения, не дать ему забыть о себе.

Дюжина самаркандцев получила привилегию пожать руку, лежащую на штурвале империи. Омар шел следом за Абу-Тахером. Когда тот молвил свое приветствие, Низам кивнул ему и задержал его руку в своей. Для кади это было большой честью. Когда же наступил черед Омара, визирь склонился к его уху и прошептал:

— На будущий год в этот же день будь в Исфахане, тогда и поговорим.

Хайям не был уверен, что визирь действительно говорил с ним, на него словно что-то нашло. Под впечатлением от церемонии прощания с султаном, шума, причитаний и завываний плакальщиц он перестал доверять своим ощущениям, кроме того, в присутствии всесильного визиря испытывал смущение. Если бы кто-нибудь мог подтвердить ему, что тот и вправду произнес эти слова… Но людской поток уже подхватил его и понес, а визирь отвернулся и продолжал молча кивать головой.

На обратном пути Хайям заново переживал события последних дней. Неужели он был единственным, с кем визирь заговорил? Не спутал ли он его с кем-то другим? И отчего назначенная им встреча так далеко отстояла во времени и пространстве?

Он решил посоветоваться с кади. Будучи рядом, тот мог что-то услышать, почувствовать, о чем-то догадаться. Абу-Тахер попросил его пересказать, как это было, после чего лукаво произнес:

— Я заметил, что визирь тебе что-то шепнул, но что именно, я не расслышал. Могу подтвердить, что он тебя ни с кем не перепутал. Видел, сколько у него помощников? В их обязанность входит знать, из кого состоит каждая из делегаций, подсказывать ему имена и заслуги. Меня спросили, как тебя звать, удостоверились, что ты точно Хайям из Нишапура, ученый, астролог. Так что о путанице не может быть и речи. Впрочем, если рядом с этим человеком и возможна какая-то путаница, то только та, которая нужна ему.

Абу-Тахер и Омар ехали верхом, чуть ли не соприкасаясь стременами, по каменистой ровной дороге. Справа вдали виднелся контур предгорий Памира,

— Да, но что я ему?

— Чтобы узнать это, придется потерпеть годик. Советую тебе не теряться в догадках, поскольку ждать долго, и не стоит себя изматывать.