|
я как-то раз увидел там одного своего друга: взгляд остекленевший, весь выбит. день уже клонился к концу, формуляр был нормальный, но все как-то пролетело мимо него, и мне было ясно, что ставил он чересчур много, только чтобы выкарабкаться. он прошел мимо меня, не соображая, где вообще находится. я наблюдал за ним. он зашел прямиком в женский сральник. там завопили, и он выскочил. как раз то, что было нужно. это его вышибло, и он преспокойно захватил победителя в следующем заезде. но я бы не советовал такую систему всем неудачникам.
и смех там есть, и печаль. один старый приятель подошел как-то ко мне. - Буковски, - сказал он очень серьезно, - я хочу выиграть у лошадок прежде, чем умру. волосы у него седые, совершенно седые, зубы выпали, и я мог разглядеть в нем себя лет через 15-20, если доживу. - мне нравится шестая, - сказал он. - удачи, - пожелал ему я. и он выбрал жмурика, как обычно. безмазового фаворита, выигравшего всего один заезд из 15 стартов в том году. у общественных гандикапперов эта лошадь тоже наверху была. она выиграла 88,000 долларов в ПРОШЛОМ году. самое лучшее время. я поставил десять на победителя на Мисс Похотливый Город, победителя девяти заездов в этом году. Мисс Похотливый Город оплачивалась 4/1, безмазовый пришел последним. старик снова подбежал ко мне, весь в ярости: - какого дьявола! Парадные Тряпки бежал 2:01 и 1/5 в последний раз, и его бьет кобыла с 2:02 и 1/5! эту лавочку вообще пора закрыть! он колотит по своей программке, рычит на меня. лицо у него так побагровело, что похоже на солнечный ожог. я отхожу от него, иду к окошечку кассы и получаю свою наличку. когда я добираюсь до дому, в ящике лежит один журнал, КУЗНЕЦ, который пародирует стиль моей прозы, и другой журнал, ШЕСТИДЕСЯТЫЕ, который пародирует мой поэтический стиль. писанина? а это еще что такое, к чертовой матери? кого-то волнует или злит моя писанина. я оглядываюсь - ну, точно: в комнате стоит пишущая машинка. я - какой-то писатель, там существует другой мир - маневров, надувательства, групп и методов. я пускаю теплую воду, залезаю в ванну, открываю пиво, открываю скаковый формуляр. звонит телефон. пускай звонит. для меня (для вас-то, может, и нет) сегодня слишком жарко - как ебаться, так и выслушивать какого-нибудь малозначительного поэтишку. у Хемингуэя были свои преимущества. а мне дайте конскую задницу - она доберется туда первой.
РОЖДЕНИЕ, ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ОДНОЙ ПОДПОЛЬНОЙ ГАЗЕТЕНКИ
Сначала дома у Джона Хайанса встречались довольно часто, и я обычно заявлялся под газом, поэтому не очень много помню о зачатии Раскрытой Пизды, подпольной газетенки, и мне только много позже рассказали, что там произошло. Или, скорее, чего я натворил. Хайанс: - Ты сказал, что вычистишь сейчас всех отсюда, а начнешь с парня в кресле-инвалидке. Потом он заплакал, а народ стал расходиться. Ты ударил парня по голове бутылкой. Черри (жена Хайанса): - Ты отказывался уходить и выпил целую квинту виски, а также твердил, что выебешь меня, прислонив к книжному шкафу. - И выеб? - Нет. - Ах, тогда в следующий раз. Хайанс: - Слушай, Буковски, мы тут пытаемся сорганизоваться, а ты только приходишь и все крушишь. Ты - самый мерзкий пьянчуга, которого я в жизни видел! - Ладно, с меня хватит. На хуй. Кому нужны газеты? - Нет, мы хотим, чтобы ты делал колонку. Мы тебя считаем лучшим писателем в Лос-Анжелесе. Я поднял стакан: - Да это, ебаный в рот, оскорбление! Я сюда не оскорбления слушать пришел! - Ладно, тогда, может быть, ты лучший писатель в Калифорнии. - Ну вот, опять! По-прежнему меня оскорбляют! - Как бы то ни было, мы хотим, чтобы ты делал колонку. - Я - поэт. |
