|
Ей следовало проклясть его, говорила часть ее души, проклясть, как делали жрицы Богини на рубеже каждого месяца. Ей следовало пролить свою кровь в море над тем местом, где она стояла, и произнести самое страшное проклятие от имени Матери. Это было ее долгом, святой обязанностью. Но она не могла этого сделать. Такой ненависти к его давнему поступку не нашлось в ее душе сегодня ночью, и больше ее никогда не будет, почему-то Джаэль это знала. Здесь было слишком много боли, слишком чистым было горе. Кажется, все истории сливаются воедино. Она смотрела снизу вверх на него и на то, что он держал в руке, и молча наблюдала. Под таким углом зрения он казался ниже ростом, но она различала его резко высеченные, прозрачные черты лица, длинные бледные локоны и мощное, сверкающее Копье, которое он сжимал обеими руками. На пальце у него было кольцо: Джаэль подумала, что знает, что это такое.
— Значит, здесь и Воин? — спросил Амаргин голосом, похожим на дуновение в залитый луной стебель тростника. — Да, — ответил Пуйл. И через мгновение прибавил: — И Ланселот тоже. — Что?! Даже в темноте и с того места, где она стояла, Джаэль увидела, что его глаза внезапно засияли в ночи, словно сапфиры. Он перехватил руками Копье. Пуйл ждал, не торопил, когда фигура над ними осознает все значение этого факта. Затем они оба, стоящие на неспокойных волнах рядом с кораблем, услышали, как Амаргин произнес теперь очень официальным голосом: — Какую весть вы принесли мне по прошествии стольких лет? Удивленная Джаэль увидела на лице Пуйла слезы. Он ответил очень мягко: — Весть о покое, не знающий покоя. Ты отомщен, твой посох вернулся обратно. Похититель Душ Могрима мертв. Возвращайся домой, Первый из магов, возлюбленный Лизен. Плыви домой среди звезд, к Ткачу, и да будет дарован тебе мир после всех этих лет. Мы отправились на Кадер Седат и уничтожили там зло с помощью магии твоего посоха, который держал в руках тот, кто стал твоим последователем, — Лорин Серебряный Плащ, Первый маг Бреннина. То, что я говорю тебе сегодня, — правда. Я — Дважды Рожденный, повелитель Древа Жизни. Тут раздался звук, который Джаэль не могла забыть до конца своих дней. Его издал не Амаргин, скорее казалось, он доносится из самого корабля, хотя никого больше на нем не было видно: высокий, пронзительный звук, каким-то образом связанный с косыми лучами луны на западе, балансирующий между экстазом и болью. Она внезапно поняла, что на корабле находятся и другие призраки, хотя их нельзя было видеть. Затем заговорил Амаргин, перекрывая стон своих матросов, и сказал Пуйлу: — Если это так, если это произошло, тогда, во имя Морнира, я передаю вам это Копье. Но хочу попросить вас об одной вещи, еще одно должно свершиться прежде, чем я смогу отдохнуть. Еще одна смерть. Впервые Джаэль увидела, как Пуйл заколебался. Она не знала, почему, но зато знала кое-что другое и спросила: — Галадан? Она услышала, как Пуйл ахнул, и почувствовала в то же мгновение на себе взгляд сапфировых глаз того, кто постиг небесную премудрость. И приказала себе не дрогнуть. Он сказал: — Ты находишься далеко от своего Храма и от своего кровожадного топора, жрица. Ты не боишься смертоносного моря? — Я больше боюсь Расплетающего Основу, — ответила она, довольная тем, что ее голос звучен и не дрожит. «Смертоносное море, — отметила она с горечью, — Лизен». — И ненавижу Тьму больше, чем когда-либо ненавидела тебя или любого из магов, последовавших за тобой. Я берегу свои проклятия для Могрима и, — тут она глотнула, — после сегодняшней ночи буду молиться Дане о покое для тебя и Лизен. — Она закончила ритуальной фразой, как и Пуйл: — То, что я тебе сказала, — правда. |
