Он кивнул, все еще словно в тумане, все еще дрожа и не веря в то, что с ним произошло.

— Мог бы, — признался он. — Я слишком боялся.

Она протянула руку и прикоснулась к его щеке.

— Боялся этого после всего, что ты сделал?

Он снова кивнул.

— Этого, может быть больше, чем всего остального. Когда? — спросил он. — Когда ты…

Ее глаза стали серьезными.

— Я влюбилась в тебя на берегу у Тарлиндела. Когда ты стоял в волнах и беседовал с Лирананом. Но я сопротивлялась, конечно, по многим причинам. Ты их знаешь. Мне не приходило это в голову до тех пор, пока ты не зашагал от Финна к Галадану.

Он закрыл глаза. Открыл. Почувствовал, как грусть затмила радость.

— Ты сможешь это сделать? — спросил он. — Тебе позволят? В твоем положении…

Она снова улыбнулась, и эту улыбку он знал. Такую улыбку он представлял себе на лице самой Даны: обращенную внутрь и загадочную.

— Я готова умереть, лишь бы получить тебя, но не думаю, что это понадобится.

Она аккуратно встала. Он тоже поднялся и увидел, как она подошла к двери и открыла ее. Она что-то шепнула служительнице в коридоре, а потом вернулась к нему, в ее глазах плясали огоньки.

Они ждали недолго. Дверь снова открылась, и вошла Лила.

Одетая в белое.

Она посмотрела на одного, потом на другого, а потом громко рассмеялась.

— Ох, здорово! — сказала она. — Я так и думала, что это случится.

Пол почувствовал, что краснеет; затем он поймал взгляд Джаэль, и они оба расхохотались.

— Понимаешь, почему теперь она станет Верховной жрицей? — спросила с улыбкой Джаэль. Потом прибавила более серьезным тоном: — С того самого момента, когда Лила подняла топор и уцелела, она предназначалась Богиней для белых одежд Верховной жрицы. Ни один смертный не может понять путей Даны, и даже остальные Боги. Я теперь Верховная жрица лишь по названию. После того, как я отправлю вас через Переход, я должна уступить свое место Лиле.

Пол кивнул. Он видел узор, который начинался здесь, всего лишь намеки, но ему казалось, что нити основы, если проследить их начало, тянутся к Дан Море и жертве, принесенной в канун Майдаладана.

И, размышляя об этом, он почувствовал на глазах слезы. Ему пришлось их вытирать, ему, который никогда не мог заплакать.

— Ким отправляется домой, — сказал он, — иначе я никогда бы не заговорил об этом, но, по-моему, я знаю один домик у озера, на полпути между Храмом и Древом, где мне хотелось бы жить. Если тебе это нравится.

— Мне нравится, — тихо ответила Джаэль. — Больше, чем я могу выразить. Дом Исанны завершит полный круг моей жизни и поможет улечься горю.

— Тогда я остаюсь, — сказал Пол, беря ее за руку. — Кажется, я все же остаюсь в конце концов.

Она кое-чему научилась, поняла Ким. И этот урок оказался самым трудным. Она открыла для себя, что единственное, с чем ей справиться труднее, чем с обладанием властью, — это потеря власти.

Бальрата не было. Она сама отдала его, но перед этим он ее покинул. После Калор Диман и ее отказа повиноваться Камень Войны ни разу даже не сверкнул на ее руке. Поэтому в последнюю ночь, очень поздно, когда в комнате больше никого не было и никто не знал, она отдала его Айлерону.

А он, так же тайно, послал за Джаэль и поручил хранить этот камень жрице Даны. Что было правильно, понимала Ким. Она сначала думала отдать его магам. Но дикая сила Бальрата была гораздо ближе Дане, чем небесная премудрость, которую изучал Амаргин.

Меркой растущей мудрости Айлерона, одной из вех изменения природы вещей стало то, что Верховный правитель отдал столь могущественную вещь Верховной жрице и что она согласилась хранить ее у себя по его поручению.