|
- Да, конечно, - Ламонт кашлянул. - Я просто употребил сокращенное название. Достаточно было начать, а уж само конструирование протекало удивительно быстро и без каких-либо видимых затруднений. - Совершенно справедливо, - сказал Хэллем с легким самодовольством. Меня постоянно уверяют, что это моя заслуга, что все объясняется моим энергичным и прозорливым руководством, но мне не хотелось бы, чтобы вы в вашей книге излишне это подчеркивали. Мы привлекли к работе над проектом немало высокоталантливых людей, и мне было бы неприятно, если бы чрезмерное преувеличение моей роли привело к некоторому затушевыванию блестящей работы отдельных членов группы. Ламонт досадливо мотнул головой. Все это не относилось к делу. Он сказал: - Меня интересует другое. Я имел в виду разумные существа той вселенной. Паралюдей, как их принято называть. Ведь начали они. Мы открыли их после первой замены вольфрама на плутоний. Но они-то открыли нас первыми, причем чисто теоретически, без той подсказки, которую получили от них мы. А та железная фольга, которую они переслали... Вот тут-то улыбка Хэллема исчезла - исчезла навсегда. Он нахмурился и сказал, повысив голос: - Символы расшифровке не поддались. Они ни в коей мере... - Но, сэр, ведь геометрические фигуры, несомненно, были понятны. Я ознакомился с материалами, и нет никаких сомнений, что они представляют собой своего рода чертеж Насоса. По-моему... Хэллем гневно скрипнул креслом. - Хватит измышлений, молодой человек. Всю работу сделали мы, а не они. - Да... Но разве не правда, что они... - Что "они", что?! Ламонт наконец осознал, какую бурю чувств он вызвал, но по-прежнему не понимал ее причины. Он сказал нерешительно: - Что они более высоко развиты, чем мы, и что, в сущности, все сделали они. Разве это не так, сэр? Хэллем, совсем пунцовый, с усилием поднялся на ноги. - Конечно нет! - закричал он. - Никакой мистики в этом вопросе я не допущу. Ее и без того хватает. Послушайте, молодой человек! - Он надвинулся на ошеломленного Ламонта, который все еще продолжал растерянно сидеть, и погрозил ему толстым пальцем. - Если вы в своей истории исходите из того, что мы были марионетками, которых паралюди дергали за ниточки, то Первая станция не станет ее публиковать, да и никто ее не опубликует, если это будет зависеть от меня. Я не допущу, чтобы человечество унижали, чтобы паралюдям отводили роль богов. Ламонт сделал единственное, что ему оставалось, - он ушел. Ушел, ничего не понимая, расстроенный тем, что, действуя из самых лучших побуждений, он почему-то вызвал только гнев и озлобление. А затем его исторические источники начали пересыхать один за другим. Люди, которые неделю назад охотно отвечали на его вопросы, теперь ничего не помнили и не находили времени для дальнейших бесед. Вначале Ламонт сердился и недоумевал, а потом в нем начали нарастать ожесточение и злоба. Он оценил собранный им материал с новой точки зрения и принялся требовать и настаивать там, где прежде вежливо просил. Когда они с Хэллемом случайно оказывались рядом на совещаниях или официальных приемах, Хэллем хмурился, делая вид, будто не замечает Ламонта, а Ламонт в свою очередь начинал презрительно морщиться. В результате Ламонт обнаружил, что на избранной им ниве паратеории его явно не ждет ничего хорошего, и решительно обратился ко второй своей профессии - профессии историка науки. Глава 6 (продолжение) - Ох, какой идиот! - пробормотал Ламонт, все еще во власти воспоминаний о тех днях. |
