— Я тут.

Таффи появилась откуда-то из глубины рта, из-за спины Дженнифер Т., которая стояла, вцепившись в зуб мертвой хваткой. Яйцо она теперь несла куда более бережно, и Этан разглядел тонкий черный ободок у самой пробки. Таффи, став на колени, вытерла яйцо о серый шершавый язык Кота. Чудище содрогнулось во всю свою длину. Весь Летомир всколыхнулся вместе с ним, а в Середке от Тихого океана прошла цепочка землетрясений, крайне удивив сейсмологов.

— Шевелись давай! — крикнула Дженнифер Т. — Чем скорей ты нас туда доставишь, тем раньше я отпущу твой зуб.

Так они и переправились через Большую реку — кто во рту у Кота, кто на его усатой башке. У чудища, чье туловище сходит вниз до самых корней Древа, эта переправа заняла каких-нибудь пять минут. Его голова осторожно, как ребячья ладошка с зажатым в ней цыпленком, опустилась на зеленую траву Яблоневого Сада. Траву усеивали сорванные лепестки, в небе стояли черные обручи бури. Тенехвосты один за другим слезли или съехали с головы Кота, а Таффи выскочила из пасти.

— Отпушти теперь, — сказал Донный Кот.

— Если я вытащу Щепку, он еще, чего доброго, съест тебя, — опасливо произнес Этан.

— А если я отпущу зуб, мы не сможем больше им управлять. Возьмет и вышибет тебя — например, о гору.

— Да уж…

— Ты обеффала, — промычал Кот, напоминая, что он-то свое обещание сдержал. — Отпушти.

— На счет «три». Раз — два — три!

Дженнифер Т. отпустила зуб, а Этан в тот же миг выдернул Щепку. В следующую секунду оба выкатились изо рта на мягкую траву.

Кот сердито глядел на них и шипел, точно раздумывая, не втянуть ли их в себя на манер громадного пылесоса.

— Нечего было и просыпаться, — сказал он наконец, решив, видимо, все-таки этого не делать. Покачал головой и увел все девяносто девять верхних своих колец обратно в глубину, на самое дно мира.

Отдышавшись и привыкнув немного к твердой земле, тенехвосты стали подсчитывать свои потери.

— Все пропало, — подытожил Клевер. — Все, кроме Щепки.

— И яйца, — добавил Этан. — Яйца и той черной жижи, которую Таффи туда набрала.

— Да, — подхватила Дженнифер Т., — что это за штука, Таффи? Таф!

Они прочесывали Сад целых два часа, пока не стемнело, но Таффи так и не нашли.

Глава двадцать третья

ВЗЯТИЕ НАКРАЮСВЕТОВА

На самом краю Зимомира, близ центра Древа, есть водоем. Он не шире деревенского пруда — до его середины можно свободно добросить камень, но глубиной превышает любое земное озеро. Он глубже, чем сон, и его черно-синий цвет напоминает ночное зимнее небо. Говорят, что дна у него вовсе нет. Считается, что в Летомире он питает Большую реку, Ведьмину реку и реку Мечты, а в Середке — Нил, Амазонку, Волгу, Меконг, Миссисипи, Конго, Янцзы, Колорадо и Рейн. Полагают, что именно на берегу Лепечущего Пруда Выдра когда-то поймала Лосося. Она хотела съесть его, но влюбилась в его сонные глаза и блестящую чешую. Лосось, набрав в рот воды из Колодца, оросил ее, и через девять месяцев Выдра родила серебряного мальчика, который много веков спустя вырос в старого мистера Древесного, Творца Миров. Воды Лепечущего Колодца дают жизнь Древу и мудрость тем, кто изопьет из водоема (пока таких набралось не более шести).

Вечный лед Зимомира вокруг Колодца не держится. Он тает, и сквозь него пробивается зелень. Эта ничейная земля, Проталина, отмечает конец (и начало) Зимомира. По ту сторону Колодца льда нет совсем — он уступает место пышной траве Зеленого Ромба, а со стороны Зимомира над Колодцем встает громадный, обледенелый Теневой Утес.