Я подумал, что, пока папа и мама ссорятся, я успею доделать рисунок, который нам задали в школе. Но у меня все время ломался красный карандаш, и я никак не мог его наточить. Тогда я пошел в комнату Карли. У нее много цветных карандашей в большой жестянке. Она стояла на самом верху на полке, а рядом с ней — открытая бутылка с тушью. Только мне эту бутылку не было видно. Чтобы достать жестянку с карандашами, пришлось подпрыгивать. Я задел бутылку с тушью, и она опрокинулась. Зеленая тушь вытекла и стала капать вниз. На книги, на тетрадки и на всякий хлам.

Тогда я по-быстрому вышел из комнаты. Моя сестра, само собой, вообще строго-настрого запретила мне заходить к ней в комнату, когда ее нет дома. Я надеялся, Карли поверит, будто тушь упала сама. И, само собой, она вообще-то сама виновата, потому что бутылки с тушью обязательно нужно закрывать!

Я пошел на кухню. Хотел сказать папе, что мне нужно купить в супермаркете еще и новые цветные карандаши. А папа вдруг заявил, что вовсе и не обещал поехать со мной в супермаркет. Он, видите ли, абсолютно ничего об этом не помнит! Да ему и не хочется туда ехать! У нас, само собой, вообще-то и так есть все, что нужно, но мы просто свихнулись на потреблении!

А мама сказала, чтобы я оставил их в покое и шел в свою комнату. И чтоб не надоедал, а доделывал рисунок!

«Нужно держать свои обещания», — сказал я им. А они даже не слушали. Ну уж такой подлости я им не прощу! По понедельникам в школе все другие дети всегда рассказывают, что они делали в субботу и в воскресенье вместе с родителями. Как занимались самыми распрекрасными вещами. А я только и могу сказать, что папы не было дома, мама вязала, а мне было скучно!

Для меня ни у кого никогда нет времени, все так и норовят спихнуть меня друг другу. Никто не хочет за мной присматривать. Никто, кроме Бабушки. Она радуется, когда я приезжаю к ней. Или она ко мне. Поэтому я бы очень хотел, чтобы Бабушка жила с нами. Но она говорит, это невозможно. Потому что папа совершенно точно не захочет. И еще потому, что ей нравится жить в собственной квартире и спать в собственной кровати. А приезжать к нам в середине дня и вечером снова ехать домой — с этим Бабушка не справится. Для нее это слишком долгий путь.

В ту субботу, когда папа и мама были такие супергадкие, у меня лопнуло терпение! Я решил переехать к Бабушке. Навсегда! Ничего, что до школы далеко, я справлюсь!

Но я решил дать маме и папе еще один шанс. Если кто-нибудь из них придет ко мне в комнату, прежде чем я уложу свои вещи, то я останусь.

Я достал из шкафа рюкзак, положил туда свои любимые комиксы, и плюшевого медвежонка, и еще плеер. Я собрал портфель и свободные места в нем заполнил деталями от «Лего». А мама и папа так и не пришли и не сказали: «Прости нас, пожалуйста, теперь мы все-таки едем в супермаркет».

Я закинул рюкзак за спину, через плечо повесил гитару, взял портфель в одну руку, а радиоуправляемую машину — в другую. В карман джинсов я сунул несколько жвачек. Потом вышел в прихожую и немного постоял там, но ссора на кухне не прекращалась. Я вышел из дома и с громким стуком захлопнул за собой дверь.

Пока шел до перекрестка, три раза оглянулся — не идет ли за мной мама или папа. Но никого не было, кроме фрау Майзенгайер и ее собаки Мопси. Фрау Майзенгайер засмеялась, увидев меня, и спросила, далеко ли я собрался. Я сказал, что далеко. Она снова засмеялась и потянула Мопси к уличному фонарю, потому что он писает только около фонарей.