Нам с Вуци шипучка не очень понравилась, мы ее едва пригубили. А вот Карли нализалась крепко, и в голове у нее стали возникать дикие идеи. Она решила, что от нашего дома нужно отгородить стеной пятую часть и предоставить эту часть папе. По ее мнению, это было бы справедливым и экономичным решением. Не знаю, подумала ли Карли, что в этой пятой части наверняка будет плавать еще и Рыба Вильма. Спросить сестру об этом я не мог, потому что она, быстро выпив почти всю бутылку шампанского, совершенно скисла. От нее ничего толком нельзя было добиться, кроме невнятных всхлипываний. Мы с Вуци перетащили ее из сада в дом и уложили в кровать. Там она сразу и захрапела.

Вечером, когда мама вечером вернулась домой, она увидела пустую бутылку и, конечно, заметила, что Карли не больная, а пьяная. Она вздохнула и сказала:

— Господи, только не начинайте еще и вы создавать мне проблемы!

Мы? Ей?! Конечно, можно и с такой стороны посмотреть! Это меня так рассердило, что я огрызнулся на маму:

— Ну прости, что я вообще на свет появился!

В ответ она сказала, что мне незачем за это извиняться, она очень рада, что я есть, она меня ужасно любит и не хотела бы меня лишиться. И что я должен относиться к ней терпеливо.

— Я терпеливо отношусь к тебе с тех самых пор, как появился на свет, но это терпение потихоньку заканчивается! — сказал я.

Позже мне стало стыдно за свои слова. Я пошел к маме и попросил прощения. А она сказала, что понимает, когда дети злятся на таких родителей, как наши. Но я на маму больше не злюсь. Когда я вижу, как она горбатится над этими дурацкими свитерами, чтобы заработать побольше денег, мне становится ее ужасно жаль. С раннего утра и до позднего вечера она только и делает, что работает. Разве это жизнь?

Мама сняла для нас квартиру. В том же доме, где вязальный магазин. Она считает, что эта квартира самое оно, «попадание в яблочко». Потому что плата доступная, а еще потому, что достаточно спуститься по лестнице вниз — и ты уже в магазине.

И теперь Шустрик после обеда может оставаться один в новой квартире. Если ему понадобится помощь, мама всегда рядом.

На самом деле мама, найдя эту квартиру, попала не столько в «яблочко», сколько в меня. И поразила мой главный жизненный нерв. В этой квартире всего-навсего три комнаты — одна большая и две маленькие. Одна маленькая комната нужна маме, другую требует себе Карли. А мы с Шустриком должны вместе поселиться в большой.

Жить в одной комнате с Шустриком — этого я не выдержу! Я по-настоящему, по-честному человек просто вообще без претензий. Я готов урезать свое питание до сухого хлеба и обезжиренного молока, а шмотки покупать в секонд-хэнде. Я могу отказаться от всего, даже от покупки книг, потому что существуют библиотеки. Но я настаиваю на собственной комнате, где можно побыть одному! Я хочу читать в тишине и покое, хочу иметь возможность закрыть дверь перед нашим домомучителем и остаться наедине с самим собой. Не желаю все время слышать: «Почему в сутках ровно 24 часа?» Или: «Почему Карли не хочет, чтобы Вуци хватал ее за грудь?» Или: «Ани, поиграй со мной, мне так скучно!»

Но даже если заклеить ему рот пластырем, толку не будет. Малец для меня просто вообще слишком бойкий. Если он не спит, то ни минуты не сидит спокойно. Прыгает, и скачет, и ходит колесом, и пинает мячик, и упражняется в стоянии на голове. А ночью храпит, потому что у него в носу полипы!

Я точно знаю, что в одной комнате с ним жить не смогу.