Мама чуть не заплакала, когда открыла дверь и увидела меня. Ей еще нужно было пришить рукава и воротник к какому-то пуловеру, но она махнула на это рукой и взялась печь в честь моего «возвращения на родину» бисквитный рулет.

Карли, бессовестная, объявила, что она выиграла наше пари. Хотя мы, во-первых, вовсе и не спорили, а во-вторых, я пришел добровольно, мама не тащила меня домой силой.

А Шустрик изо всех сил старается стать мне пристойным соседом. По комнате он ходит на цыпочках. Только умудряется при этом опрокинуть большую банку со стеклянными шариками. А когда ему удается провести тихо целых две минуты, он гордо объявляет:

— Смотри, ради тебя я молчал целый час.

Серьезные намерения

Рассказывает Шустрик

Мама обещала подарить мне на день рожденья роликовые коньки. Но на самом-то деле они мне просто вообще не нужны. Там, где мы теперь живем, перед домом на роликах не покатаешься. Там ходит слишком много людей и ездит слишком много машин. И парка, где можно покататься, поблизости нет. В том парке, который есть, дорожки посыпаны гравием. Само собой, мне просто вообще не нравится здесь жить! Во всем огромном доме нет ни одного ребенка. А детей, которые живут в соседних домах, я не знаю. И не знаю, как с ними познакомиться. Они не играют перед своими домами, как там, где мы жили раньше.

В соседнем доме есть один мальчик моего возраста. Я видел его пару раз на улице, он мне понравился. Но он прошел мимо, а на меня даже не посмотрел. Карли сказала, что мне нужно написать записку и повесить ее в соседнем доме у входа. Написать надо так:

Карли при этом так по-дурацки ухмылялась, что я догадался: про записку она говорила не всерьез.

Я здесь знаком только с одной собакой. Она всегда бегает по нашему переулку. Без поводка. Кто ее хозяин, я не знаю. Мама сказала, что собаку гладить нельзя, она может меня покусать. Но она наверняка не покусает, она уже издалека начинает вилять хвостом, завидев меня.

Самое противное в новой квартире то, что она очень далеко от моей школы. Мне приходится ездить на двух трамваях. Сначала на одном, потом на другом. Карли со мной по дороге, и мы ездим вместе. Но по утрам она всегда не в духе и твердит, что из-за меня опаздывает. Потому что на пересадке я не могу быстро добежать до другого трамвая. Вообще-то я могу бежать даже быстрее Карли, только вокруг всегда очень много людей, и они загораживают мне дорогу.

А еще Карли плохо обо мне говорит! Недавно мы пересаживались с трамвая на трамвай и встретили ее одноклассницу. Она очень милая и добрая. Она сказала Карли:

— У тебя такой прелестный братишка!

— Прелестный? — ответила Карли. — Могу одолжить тебе этого прелестного на недельку, потом окажешься или убийцей, или самоубийцей.

И Ани тоже не лучше. Теперь он снова живет у нас. Мама попросила меня вести себя тихо, когда Ани дома, и не мешать ему. Я очень стараюсь, но он вечно недоволен. Если мне совсем немножко хочется с ним поговорить, он сразу начинает ругаться и требовать, чтоб я замолчал.

А чтобы не брать меня с собой в школу — ему со мной тоже по дороге, — он уходит из дома на пятнадцать минут раньше.

Карли жалуется маме, что Ани всегда «отлынивает» и я все время «вишу у нее на шее». Но теперь они оба мне не нужны! Я могу и один доехать до школы. Я доказал это вчера.

Дело было так: утром, когда я встал, Ани и Карли еще спали. Я подумал: «Отлично, теперь ванная в моем распоряжении, и никто не прогонит меня от раковины».

Потом я умылся и почистил зубы, а они все еще были в кроватях. Я пошел к Карли и тянул ее за ногу, пока она не проснулась.

— Вставай сейчас же, — сказал я ей, — а то в школу опоздаем.