— Минутку. — Менеджер вышел, вскоре вернулся и сообщил: — Старший клерк сейчас принесет нам его досье, возможно, он что-нибудь помнит.

— Это ведь не совсем обычно — скрывать от близких, что застраховал свою жизнь?

— Вы правы. Мне вспоминается только один такой случай — там клиент страдал легкой манией преследования и боялся, что родственники прикончат его, узнав о страховке. При этом он, как ни парадоксально, любил их и желал обеспечить после своей кончины. Я не хочу сказать, что и в вашем случае…

— Нет, конечно.

В кабинет вошел высокий седой клерк с папкой в руках.

— Досье Уоллиса Хантера, мистер Брэдбери. Я действительно его помню: взносы он всегда платил здесь, у нас в офисе. В деле упомянуто, что извещения ему посылать не следует.

— Вы не говорили с ним, Генри? Не спрашивали, почему извещения нельзя отправлять по почте?

— Нет, мистер Брэдбери.

— Хорошо, можете идти. — Менеджер полистал досье. — Да, взносы выплачены. С этой целью он дважды брал небольшую ссуду, эту сумму вычтут при расчете с получателем, но она, повторяю, невелика. — Он перевернул еще пару страниц. — Полис ему оформляли не здесь, а в Гэри, штат Индиана.

— Может, у них сохранились какие-то записи?

— Помимо дубликата досье в головном офисе, никаких записей больше нет. Документы переправили нам, когда сам мистер Хантер переехал в Чикаго через несколько недель после оформления полиса.

— А в самом полисе могут содержаться какие-нибудь детали, не указанные в досье?

— Нет. Полис — стандартная форма, где указывается имя, сумма и дата. К нему прилагается фотокопия заявки на страхование, оригинал которой находится здесь, в досье. Можете взглянуть сами.

Менеджер раскрыл папку на заполненной вручную странице. Встав за стулом дяди Эма, я запомнил дату заявки и агента, продавшего полис. Его звали Пол Б. Андерс.

— Не знаете, работает ли еще этот Андерс в Гэри? — спросил дядя Эм.

— Нет, но мы можем у них уточнить.

— Спасибо, не надо. Вам понадобится копия свидетельства о смерти?

— Да, прежде чем выдать чек получателю — матери этого молодого человека, как я понимаю.

— Его мачехе. Большое вам спасибо… Взносы, кстати, ежеквартально выплачивались?

Менеджер снова полистал страницы папки:

— Да, но в первый раз он уплатил за год вперед.

— Гэри… — недоуменно произнес я, когда мы вышли на улицу.

— Туда, кажется, надземкой можно доехать?

— Да. Господи, с Луп до него менее часа, а я больше ни разу там не бывал.

— Может, Уолли или Мадж туда ездили? Навестить кого-нибудь?

— Не помню. По-моему, нет. Мне, правда, было всего тринадцать лет, когда мы сюда приехали, но я бы, наверное, запомнил.

— Скажи-ка… хотя нет, подождем.

Мы заняли места в «Гэри-экспрессе», и только тогда дядя произнес:

— Ну вот, парень, теперь расслабься и расскажи мне все, что помнишь о Гэри.

— Я ходил в школу на Двенадцатой улице, Гарди тоже. Я учился в восьмом классе, а она в четвертом, когда мы уехали. Жили мы в каркасном домике на Холман-стрит, в трех кварталах от школы. Я хотел играть в школьном оркестре. Там давали напрокат инструменты, и я взял тромбон. Уже научился немного, но мама сильно ругалась, приходилось играть в дровяном сарае. А в чикагской квартире и вовсе стало нельзя…

— Ты про Гэри рассказывай!

— Сначала у нас была машина, потом ее продали.