— Я уже имел честь приветствовать вас, синьора, — чуть-чуть удивленно заметил он.

— Прошу вас, не сердитесь на меня, синьор, у меня случаются какие-то провалы памяти… Чем я могу вам служить?

Ага, значит, на нее только временами находит…

— Я хотел бы поговорить с вашей племянницей Стеллой…

— Она еще не вернулась, но теперь уже скоро придет… Хотите, подождем вместе?

— С удовольствием.

— Тогда садитесь вот тут, рядом, и…

— И?

Тарчинини увидел, как лицо старухи преобразилось. С него как будто сняли серое газовое покрывало. Молодой задор, бьющий изнутри, настолько оживил его черты, что тетка Анджело и Стеллы, казалось, сбросила много лет в считанные секунды. Она схватила со стола линейку и погрозила Тарчинини.

— А теперь расскажи-ка мне таблицу умножения! И постарайся не сбиться, иначе — береги пальцы!

В колбасной «Фабри» свежие и румяные личики продавщиц радовали глаз покупателя ничуть не меньше, чем разложенные среди бумажных фестончиков и цветов деликатесы. Дзамполь сразу заметил невозмутимо спокойную Валерию. Девушка тонкими ломтиками резала мортаделлу для клиента, внимательно наблюдавшего за этой операцией. Одна из девушек тут же подошла к полицейскому и спросила, что ему угодно.

— Поговорить с Валерией Беллато.

— Ma que! В такой час это совершенно невозможно, вы ведь сами должны понимать, а?

— Для меня все возможно, синьорина. Я из полиции!

Девушка так смутилась, что, оставив инспектора, побежала к кассе и что-то зашептала на ухо внушительной матроне, которая показалась Алессандро живой рекламой своих товаров. Кассирша и не подумала выйти из кабинки, где она царила, как некая Юнона колбасно-паштетно-ветчинного Олимпа, а лишь послала к Валерии эмиссара. Девушка тут же вскинула голову и улыбнулась инспектору, как старому знакомцу. Если берсальера прикончила синьорина Беллато, то, похоже, содеянное ничуть не нарушило ее душевного равновесия. Алессандро увидел, как она отошла от прилавка и скрылась за дверью. Девушка, подходившая к полицейскому раньше, отвела его к Валерии. Та стояла у стола в просторной кладовой и на сей раз резала салями, правда, такими же тонкими ломтиками. Можно подумать, она вообще не умела делать ничего другого!

— Вы хотели поговорить со мной, синьор инспектор?

— Да… А не могли бы вы хоть ненадолго остановиться?

— Синьора Фабри терпеть не может, когда мы теряем время попусту.

— Я вижу, вы привыкли ловко орудовать ножом!

— Да я уж почти пять лет тут работаю…

Памятуя о реакции Тоски, Дзамполь думал, как бы помягче сказать девушке о смерти берсальера. А Валерия с четкостью метронома продолжала резать салями, и, казалось, ничто не может нарушить размеренного ритма ее движений.

— Синьорина Беллато… Вы очень любили Нино Регацци?

— Нет.

— Вот как? Однако вчера…

— Это безумица Тоска подбила нас на совершенно дурацкий поступок!.. А мы с Изой ни в чем не можем ей отказать. А что до Нино… в какой-то момент я поверила, будто он и впрямь хочет на мне жениться, ну а потом, в кино, все поняла…

— И вы на него больше не сердитесь?

— Нет… В первую минуту я ужасно разозлилась, но Тоска и Иза куда красивей меня… А уж коль он и вправду сделал ребеночка Стелле, так и вообще говорить не о чем, так ведь?

— Да, как вы верно сказали, говорить больше не о чем…

— Не понимаю…

— Нино Регацци мертв.

Нож почти с той же равномерностью продолжал стучать по доске, и ухо инспектора уловило лишь чуть заметный сбой.