Наконец зияющий провал исчез, гневливый малыш подскочил на месте, затопал ногами, и это принесло куда больший результат, нежели недавние крики и угрозы, — странный балет служащих прекратился в мгновение ока, и все они с живейшим интересом уставились на собеседника Алессандро.
— Вон отсюда! — завопил тот полицейскому.
— Нет.
— Ах нет? Ну, мы сейчас поглядим!
— И глядеть нечего — полиция!
— Что?
— По-ли-ция! Вы что, оглохли?
Человечек мгновенно успокоился и сменил тон:
— И что вам угодно?
— Сказать пару слов Изе Фолько.
Как волшебные слова в сказке, упоминание имени Изы оживило застывших от любопытства девушек. Они снова заволновались и застонали, а сердитый коротышка рявкнул:
— Ma que! Так ведь Иза Фолько — та самая, что сейчас лежит в обмороке!
Алессандро Дзамполь бросился в комнату, где уложили больную, и, выгнав всех, остался с ней наедине. По правде говоря, Иза вовсе не собиралась на тот свет. Просто кто-то из сослуживиц, услышав по радио о смерти Нино Регацци, передал ей, и девушка потеряла сознание. Отчаянно всхлипывая, Иза призналась полицейскому, что нисколько не сомневается: останься берсальер в живых, он бы непременно к ней вернулся, потому что никого, кроме нее, не любил. Дзамполь, сообразив, что рассуждения девушки, несомненно, почерпнуты из сентиментальных романов и модных шлягеров, в досаде покинул контору. Последний допрос позволял сделать лишь два вывода: что Иза неповинна в убийстве и что она непроходимо глупа.
— Тихо! — приказала она. — Я все слышала! Анджело, ты пять раз напишешь фразу: «Я плохо воспитанный мальчик и прошу Господа простить меня за то, что оскорбил Его слух!» Стелла, садись вместо меня за кафедру и потом расскажешь, как вел себя Анджело!
Она ушла в кухню, Тарчинини, вытирая глаза, размышлял, уж не снится ли ему вся эта сцена, а Дани, вне себя от бешенства, отчитывал сестру:
— Ну а мне и за кафедру садиться не надо, я и так вижу, как ты себя ведешь! Afrontata! Vergogna della famiglia! Что, солдат тебе уже мало, шлюха?
Незаслуженная обида и напоминание о Нино так потрясли Стеллу, что она разразилась жутким, нечеловеческим воем. Соседи на верхних и нижних этажах распахнули окна и начали переговариваться: «Что случилось?» — «В чем дело, режут кого-нибудь, что ли?» — «Вы слышали, донна Мария?»
Анджело замахнулся на сестру, но Тарчинини бросился между ними.
— Piano!
Анджело попытался ребром ладони отшвырнуть полицейского, но тот крепко вцепился в него.
— Attenzione!
Парень в свою очередь схватил комиссара за лацканы пиджака:
— Это вы, синьор, поберегитесь, если сию секунду не объясните мне, по какому праву держали мою сестру на коленях!
— А разве отец семейства не имеет права утешить девочку, которая годится ему в дочери?
Анджело хмыкнул:
— Так, по-вашему, Стелла нуждается в утешениях?
Решив, что слова излишни, Ромео молча указал на девушку — та все еще рыдала, уткнувшись в спинку кресла.
— Что это с ней?
— Да все из-за берсальера Нино Регацци.
Анджело сжал кулаки и стиснул зубы.
— Лучше б этому типу добром попросить у меня руки Стеллы, до поживее!
— Он не придет!
— Вот как? И прислал с поручением вас?
— Нет, но мне все же пришлось сообщить вам…
— Я убью Нино Регацци!
— Нет!
— Нет? А кто мне помешает?
— Не кто, а что. |