Но ведь он не бросал ее, продолжая с ней общаться, успокаивала себя Лиза. Каждый день он отправлял ей сообщения по телефону. Он писал, что голова идет кругом от всяких забот, что он очень занят. Вчера вечером в ресторане играла рок-группа. А скоро состоится свадьба, благотворительный аукцион, а на неделю они вводят новое меню с бретонскими блюдами — и ни слова о Лизе или ее дизайне и планах.
Однажды, когда она почти приняла тот факт, что он ее все же бросил, он написал об одном классном ресторане в Гон-флере, где креветок и улиток готовят так, что можно умереть. Они должны наведаться туда как-нибудь на выходных и отвлечься от суеты. Без определенной даты — «как-нибудь». В конце концов Лиза начала подумывать, что «как-нибудь» скорее всего означает «никогда». Но он сказал, что в следующем месяце в Париже состоится выставка ресторанного бизнеса, куда они должны отправиться за идеями. Как раз можно использовать эту поездку, чтобы побывать в Гонфлере. Можно даже потом ввести нормандское меню в ресторане на целый месяц. Жизнь так бурлит.
Лиза не могла заниматься другими делами. Она постоянно совершенствовала наброски, которые приготовила для Антона. Это было ее видение — идеи, которые они ни разу не обсуждали.
В колледже ей все давалось легко. В отличие от Ноэля. Этот человек был одержим. Он сказал, что ему хватит четырех с половиной часов сна. Надо привыкать, потому что с рождением ребенка спать придется еще меньше. Он был абсолютно спокоен и принимал ситуацию как должное.
— Ты любил ее, эту Стеллу? — спросила Лиза.
— Думаю, любовь — это слишком сильное слово. Она мне очень нравится, — ответил он, пытаясь быть откровенным.
— Наверное, она тебя любила, если решилась оставить ребенка на тебя, — сказала Лиза.
— Нет. Не думаю. Она просто доверяет мне, вот и все.
— Это много значит, когда кому-то доверяешь, — сказала Лиза.
— А ты доверяешь этому Антону, о котором так много говоришь?
— Не совсем, — ответила Лиза с таким выражением на лице, что Ноэль сразу понял — эту тему лучше не развивать.
Ноэль пожал плечами. Ему надо было отправляться в больницу. Скоро Стелле сделают кесарево сечение, от которого она, вероятно, умрет.
Через три дня Деклан Кэрролл стоял в родильном зале рядом со стонущей и кричащей женой и держал ее за руку.
— Хорошая девочка. Молодец. Еще три раза… Три разочка…
— Откуда ты знаешь, что три? — еле выдохнула из себя Фиона. Ее лицо было красным от потуг, а мокрые волосы беспорядочно облепили лоб.
— Доверься мне. Я ведь врач, — сказал Деклан.
— Но ты же не женщина, — сказал Фиона, сцепив зубы и готовясь к очередной потуге.
Он оказался прав — она поднатужилась трижды, и на свет появилась голова ребенка. Новорожденный мальчик ознаменовал свое появление криком радости и облегчения.
— Вот наш малыш, — сказал Деклан, передавая ребенка матери. Он сфотографировал жену с малышом, после чего медсестра сняла всю троицу вместе — родителей и ребенка.
— Он будет нас ненавидеть за это, — сказал Фиона.
Новорожденный, Джон Патрик Кэрролл, как бы в подтверждение громко закричал с новой силой.
— Сначала — да, но потом ему будет нравиться, — ответил Деклан, который уже давно привык к тому, что его мать в своей прачечной хвасталась перед посетителями его детскими фотографиями.
Деклан вышел из родильного зала и направился в отделение онкологии. Он знал время, на которое запланирована операция Стеллы, и хотел поддержать девушку. Стеллу как раз укладывали на каталку.
— Деклан! — обрадованно воскликнула она. |