Опять же, даром, что ли, работать? В те минуты за чашей вина Эрлуну казалось, что он тоже канцелярист! Да-с, канцелярист! Он завтра же пойдет к Лигулу проситься на работу! У него миссионеров на чистую воду! Узнают они у него, как обманывать стражей! Ох, узнают!
Теперь же, оказавшись в обществе мечника Арея, он так же искренно ругал и канцеляристов. Да здравствуют рубаки! Он тоже, между прочим, рубака! Как-то незаметно для себя, ибо язык у нею всегда работал параллельно с мышлением, Эрлун рассказал о битве с гробовщиком, которая стоила ему меча, и о третьем своем спутнике, исчезнувшем ночью. Над потерей меча Арей посмеялся, на что Эрлун и надеялся, а про наемника сказал:
— Что, прямо так одежду оставил и ушел?
— Да. В болото.
— Хм… Самый любопытный вопрос почему он погиб, а вы двое уцелели? Но в этом-то и ключ.
— Ты знаешь, кто его убил?
— Догадываюсь. Видимо, красавка. Причем плюнула она в него, скорее всего, днем и незаметно ползла за вами, дожидаясь, пока слюна подействует. А когда отключила сознание, то загнала его в болото, чтобы он утонул.
— Зачем?
— Красавка сама не убивает. Ей нужны только сердце и печень. Там огромные запасы энергии. Ест же она мало. Желудок маленький.
Эрлун невольно схватился рукой за грудь:
— А наши сердца?
— Ты страж. Твое сердце красавке не подходит. Твой проводник — волкодлак, хотя и не чистый. В общем, считайте, что вам повезло.
Эрлун вздохнул и опять продолжил болтать. Из башни некоторое время благосклонно слушали, а затем Арей ворчливо сказал:
— Ладно уж подожди!
Послышался звук отодвигаемого засова. Вышедший Арей был в белой льняной рубахе. Босой. Сверху рубахи — куртка с железными, без зазоров подогнанными пластинами и безрукавка из медвежьей шкуры. Когтистые медвежьи лапы зачем-то оставлены и болтаются на плечах. Меч висит за спиной. В руках — лук и пара стрел.
Эрлун жадно уставился на Арея. За то время, что они не виделись, барон мрака сильно изменился. Некогда худое лицо расширилось, обросло бородой. Кое-где в ней поблескивали белые волоски. Пока мало, но оттого, что борода была очень черна, они бросались в глаза.
Арей погрузнел. Трудно было узнать в нем легкого, стремительного в полете стража, носящегося в воздухе быстрее молнии. А крылья! Как ослепительны и прекрасны они были! Когда их заливал солнечный свет, на них было больно смотреть. Эрлун невольно попытался заглянуть Арею за спину. Нет, крыльев там, разумеется, не оказалось. Но не было и горба, как у Лигула.
— Что-то не так? — спросил мечник.
— Да нет. Смотрю на тебя. — торопливо сказал Эрлун. — Просто ты…
— Изменился? — подсказал Арей.
— Есть немного, — признал Эрлун.
— Ты тоже другой, — успокоил его Арей. — Когда- то в тебя влюблялись все нимфы и дриады, а ты слушался и не смотрел на них, так был чист и застенчив.
Мы шли по лесу, а с деревьев звучал нежный смех. А теперь что?
Эрлун невольно вспомнил тех нимф и дриад, которых видел в последние дни. Ни одна из них даже не подошла к нему.
— Да, — сказал он. — Теперь мной интересуются только ведьмочки, в меру молодые и не в меру корыстные. Просыпаешься утром и видишь, что они вытрясли все золотые монеты, а чтобы не изменился вес кошелька, подсыпали туда мелких камней. Одна позарилась даже на дарх, но он прожег ей ладонь до кости. Визгу было!
Арей ухмыльнулся. Любовные интрижки у стражей мрака скорее поощрялись, особенно среди рубак, но что-то серьезное и постоянное сурово каралось. Что- то серьезное — это уже любовь. А где любовь — там измена мраку.
— Идем, Эрлун! — сказал барон мрака. — С той стороны башни есть неплохое бревно. |