— Ваше настоящее имя мне хорошо знакомо, а меня зовут Михаил. Можно без отчества.
— Привет, Михаил, — разверз наконец уста пассажир. — Как сам?
— Прекрасно, спасибо, — кивнул тот. — Буду краток, ПЕТР, — хмыкнул, — Николаевич. Скоро ваш самолет покинет аэропорт, полагаю, вы бы очень хотели оказаться на его борту. Мы хотим ровно того же.
— Замечательно. — Пассажир сделал вид, что искренне рад. — Ну, я пошел тогда?
— Конечно же, только сначала вам придется ответить на несколько вопросов и…
— И? — проговорил поощрительно пассажир. На самом деле — с легкой, почти неуловимой издевкой. Потому что чувствовал, к чему идет дело.
— И подписать один, ни к чему особо не обязывающий вас документ. — Сидевший напротив тоже был не лыком шит. И не дурак в свою очередь тоже слегка поиздеваться над собеседником.
— Под названием «обязаловка», — продолжил мысль пассажир. — Залог нашей будущей крепкой дружбы. Интересно, а псевдоним вы мне уже подобрали? Грубо работаете, дружище.
Многое в его жизни случалось. И убить не раз хотели, и пытались, и вербовать тоже пробовали. Но не так же, черт подери, в лоб и наивно. Хотя… Хотя и такое случалось.
— Может, и грубо, — прозвучало в ответ. — Только куда вы, на хрен, денетесь? Если прямо сейчас не придем к согласию, имею полномочия доставить вас в одно тихое место для продолжения работы. Там-то вас и выпотрошат, как селедку к водочке. А потом со всеми возможными извинениями отпустят. Может быть. И все, конец карьере. Нам бы очень этого не хотелось. Вам, надеюсь, тоже?
Человек по имени Петр ибн Николаевич только усмехнулся в ответ.
— Ваш выбор. Только давайте уж без ненужных телодвижений. Вы, говорят, мужчина резкий.
— А… — махнул рукой тот, — когда это было.
— Вот и отлично. Тогда пройдемте, нам пора в путь.
Пассажир встал и двинулся на выход. «Ну, Юлик, ну, жучара!»
— Простите, что вы сказали?
— Просто ворчу по-стариковски. Не обращайте внимания.
Глава третья
На заднем сиденье большущего, как автобус, внедорожника справа и слева от него устроились двое крупных молодых людей, преисполненных ответственности и ко всему сразу готовых. Вдруг, например, задержанный, разнервничавшись, начнет размахивать руками и сучить ногами или попытается выскочить на ходу. А то и примется звать на помощь.
Всего этого удовольствия служивым тот не доставил. Человек по фамилии как бы Куклин устроился поудобнее, сложил руки на груди, призакрыл глаза и затих. То ли в очередной раз задремал, то ли впал в ступор от всего происходящего. А может, просто задумался. Занятие, говорят, полезное.
Как же он отбрыкивался от этой командировки! Руками и ногами буквально.
— Ну, почему вы так боитесь? — раздраженно выговаривал ему посланец из-за «стены», молодой и крайне деловитый чей-то помощник или даже заместитель. — Смелее надо быть.
Ключевое слово — молодой. Был бы хлопец чуть постарше и самую малость более информированным, может, и уяснил бы, что сидящего перед ним человека при желании можно было обвинить в чем угодно, только не в трусости. Да и не боялся он, просто не верил. Впрочем, по порядку.
Некто Юлий Клементьевич Бондаренко как-то вдруг спустя четырнадцать лет после спешного, больше похожего на бегство отъезда взял в одночасье, да и заскучал по оставленной им отчизне и вознамерился возвратиться на ее бескрайние просторы. К русским березкам, скверным дорогам, некачественной водке и такому родному, в три этажа, мату по поводу и без. |